33 мифа о Китае. Что мы (не) знаем об азиатской сверхдержаве - Мари Маннинен

Согласно опросам организации, простые граждане стали гораздо лучше понимать ситуацию с плавниками. И это неудивительно: рекламные ролики со знаменитостями показывали бесплатно в прайм-тайм по всем главным каналам страны. Главная идея WildAid – уменьшить спрос на продукты животного происхождения.

«Не станете покупать – не будут и убивать», – повторял с экрана знаменитый баскетболист Яо Мин и другие привлеченные WildAid знаменитости.

Неважно, идет ли речь об акульих плавниках или змеиной коже, многое изменится в мировом масштабе, если спрос уменьшится именно в Китае. Китайцы покупают огромное количество товаров, ради производства которых массово убивают экзотических животных. Так что местные потребители могут сохранить жизнь многим исчезающим видам или нанести смертельный удар финскому пушному производству. Вот почему для американской организации WildAid в первую очередь важна именно китайская аудитория.

В Китае нельзя просто так развернуть общественную кампанию – сперва нужно заручиться согласием властей. Когда в 2004 году представители WildAid начали работать в Китае, чиновники сочли, что активистам следует сосредоточиться на пандах, спасение акул их не заинтересовало. Затем рекламные плакаты стали привлекать внимание к истреблению слонов и носорогов. Долгие годы Мэй Мэй просиживала стулья на самых разных собраниях и заседаниях, чтобы завоевать доверие и понимание китайцев.

«Мои просьбы вполне резонны. Например, я ни за что не стала бы настаивать на кампании по полному запрету акульих плавников», – сказала Мэй Мэй.

Вместе с тем WildAid поддерживает положительный «эко-имидж» Китая – сами китайцы хвастаться своими достижениями в этой области пока не привыкли. Так, WildAid сообщил всему миру о том, что несколько лет назад власти начали рассылать китайским туристам СМС с просьбой воздержаться от покупки сувениров из слоновой кости или рога носорога.

В Китае важны такие дружеские жесты между активистами и государством – от них выигрывают все. Тару Салменкари, профессор-китаист Таллинского университета, описывает подобное взаимодействие в своей книге «Гражданское общество в Китае и Тайване: управление, класс и связи». Многие общественные организации хотят не конфликтов с государством, а наоборот – сотрудничества с ним, ведь зачастую они стараются искоренить одни и те же проблемы.

Одно гражданское движение долго пыталось добиться принятия закона о запрете домашнего насилия. Наравне с активистскими организациями в движении принимали участие великая и могучая Всекитайская федерация женщин и даже один полицейский участок. Каждый действовал по-своему: общественники выступали более заметно, в то время как Всекитайская федерация женщин тихо и аккуратно тянула за свои ниточки в партийных кулуарах. Такое неожиданное сотрудничество сработало, и закон был принят.

Западные исследователи часто утверждают, что в Китае нет гражданской активности в том виде, к которому мы привыкли, поскольку все общественные организации тесно связаны с властями. Салменкари жестко критикует такую позицию – по ее мнению, в Китае просто действуют по-своему. Она задается вопросом, насколько независимы такие организации на Западе, они ведь тоже вынуждены официально регистрироваться и зачастую получают бюджетную поддержку.

Помимо прочего, общественные организации помогают журналистам обходить ограничения цензуры. Китайские СМИ не могут напрямую писать, скажем, о загрязняющем реку огромном заводе, но если Гринпис соберет пробы воды для изучения, журналисты осмелятся это осветить. Правда, такое тоже срабатывает не всегда. Однажды пресс-конференция Гринписа в Пекине была под завязку набита китайскими журналистами, которые пришли услышать отчет о масштабном загрязнении вод крупнейшим в мире производителем каменного угля Shenhua, но цензура запретила публикацию материалов. Несмотря на это, сама кампания удалась на славу: за кулисами стали происходить интересные вещи.

«Китайское правительство расхвалило наш отчет и попросило продолжить исследования, а само предприятие захотело обсудить с нами, как исправить ситуацию, – рассказывает Харри Ламми, который руководил антиугольной кампанией Гринписа в Китае. – Говорят, что за закрытыми дверями китайцы могут очень продуктивно „стирать грязное белье“, но предпочитают не показывать его посторонним».

Ламми, гринписовец со стажем, переехал из Хельсинки в Пекин в 2011 году и был удивлен тому, насколько свободно могут действовать экологические организации в Китае. Другим сюрпризом для него стало то, как все наперебой рвались сотрудничать с Гринписом. Китайские ученые хотели совместных исследований. Правительство Китая использовало полученные Гринписом данные для сравнительного анализа. Международные банки и аналитики тоже были крайне заинтересованы в сведениях, добытых экологами.

«В Китае у Гринписа совершенно иная репутация, нежели в Финляндии, где нас воспринимают в основном как протестную организацию», – говорит Ламми.

Он считает, что выявленная Гринписом связь между использованием каменного угля и загрязнением воздуха привела к тому, что во многих китайских провинциях стали закрывать угольные электростанции. Изыскания экологов пошли на пользу Китаю. В 2011 году была закрыта электростанция в пригороде Пекина, где до этого гринписовцы несколько лет растягивали свои баннеры.

По словам Тару Салменкари, сбор данных через общественные организации – вполне в духе коммунистов. Партия привыкла действовать незаметно, получая информацию от ученых и прочих экспертов. Она все равно принимает все решения, так что система власти не расшатывается. Порой местные чиновники с радостью принимают помощь от активистов. В своей книге Салменкари рассказывает, как один студенческий союз пришел к городским властям за разрешением провести акцию против пластиковых пакетов. А чиновники попросили студентов взяться за более масштабные экологические проблемы города – сами они не знали, как к ним подступиться.

Еще до появления общественного движения в Китае существовали организации для молодежи, женщин или студентов. На деле все они вписывались в систему и так или иначе работали под надзором компартии. Сейчас же общественными проблемами занимаются не только те, кто марширует в партийных рядах, для простых граждан это стало удивительной переменой. Салменкари рассказывает, что активисты порой сокрушаются, когда за достижения общественников деревенские жители благодарят партию.

По словам Салменкари, возможности активистов растут по мере того, как чиновники и население к ним привыкают.

Западные СМИ сфокусировались на том, что недавно Китай ужесточил правила регистрации для иностранных организаций. Многие объединения действуют на территории страны неофициально, поскольку получение разрешений – процесс небыстрый. Обязательная регистрация говорит о том, что власть закручивает гайки в отношении гражданских активистов, и сейчас в первую очередь международные общественные организации затаили дыхание в ожидании следующего шага. Китайское руководство периодически то ослабляет, то усиливает надзор за активистской деятельностью, и сейчас, похоже, наступает период усиленного контроля. Однако в целом такое ощущение, что возможностей у гражданских объединений становится больше.

Во многих городах жители уже начали осознавать, насколько большую роль в жизни страны играют общественные организации. По данным Мэй Мэй, начиная с 2010-х годов образованная молодежь стала интересоваться работой в таких местах, несмотря на то, что зарплаты там куда ниже, чем в бизнесе. Будучи активистом, можно выстроить карьеру, перейти из маленькой организации в более крупную и даже отправиться на работу за границу. Чем заметнее становится эта деятельность, тем