Помолвка с плачущим ангелом - Лана Синявская

Сначала я услышала быстрые шаги за дверью, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Зная о приблизительном возрасте жены Кирсанова, я предполагала увидеть немолодую женщину далеко за сорок и немного растерялась, обнаружив перед собой красивую молодую женщину с густыми белокурыми волосами, уложенными в аккуратную прическу.

– Вам кого? – спросила она, глядя на меня с интересом.

Я ответила не сразу. Почему-то я не предполагала, что Ольга Дмитриевна может так выглядеть. Тем не менее, вопрос требовал ответа, и я промямлила:

– Мне бы Ольгу Дмитриевну.

Блондинка удивленно вскинула брови.

– Это я, – сообщила она, после чего я едва не лишилась дара речи. В голове настойчиво стучал глупый вопрос: не может ли быть в этой квартире другой Ольги Дмитриевны?

Немного оправившись от шока и присмотревшись повнимательнее, я обнаружила, что блондинка не так молода, как мне показалось на первый взгляд, но все равно выглядела она намного моложе своих лет.

Торчать на лестничной клетке, изображая из себя соляной столп, становилось все более нелепым, и я попросила разрешения войти. Ольга Дмитриевна молча посторонилась и пропустила меня в квартиру.

Вообще-то я тщательно готовилась к этому разговору, но сейчас все мысли разом вылетели у меня из головы, и я просто сказала:

– Я хотела бы поговорить с вами о Владимире Ивановиче Кирсанове.

Я внимательно следила за ее реакцией и потому сразу же заметила, как изменилось ее лицо. Оно стало старше, и я ясно прочла на нем страдание, точно невольно причинила ей боль. Женщина быстро справилась с собой и пригласила в комнату. Я прошла вслед за ней и опустилась на низкую софу в маленькой гостиной. Ольга Дмитриевна села напротив.

– Кто вы и что именно хотите узнать о Кирсанове? – спросила она, пристально глядя мне в глаза.

– Мое имя ничего вам не скажет. Впрочем, и с Кирсановым я тоже практически незнакома. Но я кое-что слышала о вас и его первой жене и подумала, что вы сможете мне помочь разобраться в одной не очень красивой истории.

– В ней замешан Кирсанов?

– Возможно. Это я и хочу выяснить с вашей помощью, – уклончиво ответила я. – Может быть, я ошибаюсь, и тогда мой визит сюда не имеет смысла. Пожалуйста, расскажите мне о Кирсанове и о его первой жене, вашей близкой подруге.

Ольга Дмитриевна промолчала. Она медленно встала со своего места, прошла в другую комнату и вернулась, держа в руках пачку «Мальборо» и зажигалку. Я заметила, что, когда она прикуривала, ее пальцы дрожали. Сделав первую затяжку, она положила зажигалку на столик рядом с собой и откинулась на спинку кресла.

– Почему я должна доверять вам? – Вопрос прозвучал для меня неожиданно.

– Разве у вас есть основания чего-то опасаться?

Она усмехнулась так горько и так цинично, что мне сделалось не по себе.

– Милая девочка, – проговорила она, – вы еще молоды и неопытны, и вряд ли можете себе представить, чего на самом деле стоит опасаться. Но мне кажется, вы не имеете отношения к тому, что меня так беспокоит. Возможно, я ошибаюсь, но мне уже все равно. Я страшно устала.

Она сбросила пепел в маленькую пепельницу и посмотрела мне прямо в глаза. Я выдержала взгляд, и она улыбнулась, покачав головой.

Не знаю почему, но я вдруг рассказала ей все, что случилось в последние дни от начала и до конца. Она выслушала внимательно. Ни разу меня не перебила, а, когда я закончила, спросила с обескураживающей прямотой:

– Вы думаете, что Кирсанов убил Сашу, чтобы помешать своему сыну связать свою жизнь с недостойной женщиной?

– А вы разве так не думаете? Куда делась девчонка накануне свадьбы? Как еще можно объяснить ее исчезновение? – растерянно спросила я.

– Еще совсем недавно я бы с уверенностью подтвердила ваши предположения, – усмехнулась Ольга Дмитриевна. – Хотя вы действительно ничего не знаете о Кирсанове. Ему, по большому счету, плевать на репутацию. Пока он жив, он не допустит, чтобы кто-то, кроме него, владел его империей, а что будет после его смерти – его абсолютно не волнует, можете мне поверить. Таких, как Кирсанов, волнует только сегодняшний день. Понимаете? Только то, что происходит здесь и сейчас. Только то, что касается лично его. Но никак не его потомков.

– Вы хотите сказать, что он не любит своего сына и ему плевать на его будущее?

– Наверное, любит, но его будущее Кирсанова нисколько не заботит, это правда. И уж тем более он не пойдет на убийство ради этого самого будущего. Все, на что он способен, – это попробовать откупиться от нежелательной кандидатки.

– Он действительно предлагал Саше деньги… – пробормотала я, удивляясь ее проницательности.

Ольга Дмитриевна пожала плечами.

– Все правильно. Он предпринял бы решительные меры… Вы понимаете, что я имею в виду?

Я кивнула.

– Так вот, он предпринял бы решительные меры только в том случае, если бы что-то угрожало или мешало лично ему. И никак иначе.

– Но ведь все улики против него! – воскликнула я, не желая мириться с тем, что все мои умозаключения рухнули точно карточный домик.

Ольга Дмитриевна молчала несколько минут, словно взвешивая мои слова.

– Если все против него, то я могу предположить только одно: есть кто-то, кто ненавидит его сильнее, чем я, и этот кто-то старательно копает яму, в которую Владимир вот-вот рухнет.

Я открыла рот от изумления. Чтобы сделать такие выводы, нужно иметь веские доводы. Похоже, у этой хрупкой женщины они есть. Вопрос, захочет ли она поделиться ими со мной?

Следующие несколько секунд показались мне долгими часами. От напряжения у меня вспотели ладони. А Ольга Дмитриевна все молчала. Когда она снова взглянула на меня, в ее глазах я прочла отчаянную решимость.

– Похоже, мне придется рассказать вам все с самого начала, – произнесла она с улыбкой. – Может быть, кое-что окажется для вас полезным.

Я промолчала, боясь, что она передумает, и предчувствуя, что ее рассказ чрезвычайно важен.

– Вам известно, Лиза, что Кирсанов – второй муж Елены Николаевны?

– Разве до этого она была замужем?

– Была, как видите. И весьма удачно.

– А что стало с ее первым мужем?

– Он умер, – просто сказала она.

– То есть Кирсанов женился на вдове?

– Вовсе нет. Но я ведь обещала все рассказать с самого начала. Так что слушайте и не перебивайте. Мне нелегко говорить об этом. Больше того, я никогда и никому об этом не рассказывала, но больше нет сил носить в себе эту тяжесть.

Я видела, как она нервничает, ее голос дрожал, и мне казалось, что он вот-вот сорвется и она замолчит. Но она заговорила снова, медленно и немного отстраненно.