Всё зелёное - Ида Мартин

— Доброе утро, солнышко, — говорила Зоя голосом Ангелины Васильевны. — Я приготовила тебе творожную запеканку. Поднимайся скорее, Ярослав никак не может дождаться, когда ты встанешь. Измучил меня. Я положила на стул полотенце, а твоё платьице бросила в стирку. Очень пыльное. Как ты смотришь на то, чтобы вместе с нами на недельку рвануть загород? Я так устала от духоты. Ты не думай, я не такая уж и скучная, я умею веселиться. Выберем такое место, где не будет никаких пенсионеров, с песчаным пляжем и танцами до утра.

На её месте возник Артём:

— У тебя на лице написано, что ты готова верить в любую чушь! Абсолютно в любую…

Я назвала татуированные черные линии на его предплечье: ты и я. Нижняя была «я», верхняя «ты». Они обхватывали руку кольцами и, оставаясь единым целым, никогда не пересекались.

Кто-то с отчетливой настойчивостью, не во сне и не в бреду, потряс меня за плечо.

Совершенно осознанно открыв глаза, я перевернулась на другой бок.

На стуле передо мной сидел молодой, похожий на армянина мужчина в коротком бледно-голубом халате поверх серой футболки.

За его спиной, скрестив руки на груди и хмуро глядя из-под косой чёлки, стоял Артём. Комната была мне не знакома.

— Как вы себя чувствуете? — спросил мужчина.

— Плохо, — призналась я, едва шевеля губами.

— Как вас зовут?

— Вита.

— Сможете сесть?

Я торопливо приподнялась, голова опять закружилась. Он взял меня за запястье, там, где раньше была повязана красная нитка, и проверил пульс. Потом двумя руками ощупал лимфы под горлом, достал из кармана фонарик, посветил в лицо, в глаза, в горло. Достал стетоскоп и попросил поднять футболку.

Артём тяжело вздохнул и отошёл к окну, всё это время он мужественно молчал.

Холодный металлический кругляшок ткнулся под ребра, затем я развернулась спиной.

— Вдохните глубоко и не дышите. Ещё раз. Хорошо. Можете ложиться.

Я забралась под простыню.

— Вы когда ели в последний раз?

— Кажется, сегодня.

— Да что ты сегодня ела? — не выдержал Артём. — Не придумывай.

— Стрессы, потрясения, сильные расстройства были?

— Да. Но это ещё вчера, — ответил за меня Артём. — А потом всё прошло. Потому что на самом деле ничего не случилось.

— Вы не могли бы принести мне воды? — попросил его доктор.

— Да, конечно. А что у неё?

— Вернётесь, и я всё объясню.

Артём вылетел из комнаты. Хлопнула дверь, загрохотали шаги по лестнице. А как только они стихли, доктор всем корпусом наклонился ко мне и очень тихо произнес:

— Ты мне можешь всё честно рассказать. Я помогу.

— Что рассказать? — сознание по-прежнему плыло.

— Давно они тебя здесь держат?

— А сегодня какой день?

— Понедельник.

— Значит, мы сегодня приехали.

— Ты уверена, что у тебя всё хорошо и тебе не нужна помощь? Я могу вызвать полицию.

— Не нужно, спасибо. Всё хорошо. У меня просто очень слабый организм.

— При тридцати девяти у тебя такой пульс, что я вообще не понимаю, как в тебе жизнь теплится. Такое чувство, что тебя долго морили голодом и издевались.

— Ну, что вы, — я попыталась улыбнуться. — Здесь все мои друзья.

— Точно? Эти ребята вывезли меня чуть ли не силой. Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— А родители знают, где ты?

— Мама меня сама отпустила. У нас же каникулы.

С недоверчивой неопределённостью он покачал головой.

— Просто так получилось… Мы три дня плавали на теплоходе и у меня была морская болезнь, а потом произошло много всякого неприятного, — зачем-то принялась оправдываться я. — Когда я понервничаю, часто в обморок падаю. Но температуры никогда не было.

Артём вернулся со стаканом воды, протянул доктору и тот выпил его залпом.

— В общем, так. Никаких воспалительных процессов у девушки не наблюдается. Скорей всего это либо вегето-сосудистое, либо снижение иммунитета на фоне голода и травматических переживаний. Гормональный выброс. Всё от нервов. Конечно, без анализов большего я сказать не смогу, но если за неделю не пройдёт, то советую обследоваться.

— И что же делать? — Артём развел руками. — Как её лечить?

— Температуру сбивайте, а в остальном — только правильное питание, здоровый сон, покой и положительные эмоции. Если дело в психосоматике, то её лечат только радостью и счастьем, — доктор поднялся. — Желаю скорейшего выздоровления.

Они оба вышли, и я обессиленно откинулась на подушки.

Через пять минут Артём вернулся и с решительным видом встал надо мной.

— Ну всё. Начинаем тебя лечить. Сопротивляться бесполезно. Сейчас я еду в магазин. Чего бы тебе хотелось?

— Меня тошнит от любой мысли о еде… — я попробовала дотянуться до его руки, но он сделал шаг назад.

— Ты меня не поцелуешь?

— Нет. Ты болеешь и тебе нельзя волноваться, а если не скажешь, будешь есть то, что за тебя выберу я. Хочешь тортик?

Я поморщилась.

— Нет.

— Кусок мяса?

— Нет.

— Овощной салат?

— Нет.

— Рыба?

— Фу. Нет.

— Фрукты? Ананас? Виноград? Сыр? Шоколад? Хлеб?

— Стоп, — я вдруг почувствовала слабый отклик в желудке. — Я хочу вареные сосиски с белым хлебом и сладким чаем.

— Замечательно! — Артем быстро наклонился и поцеловал меня в лоб. — Готовься есть и радоваться!

В пять утра копчёные сосиски с тёплым чесночным багетом показались мне невообразимо вкусными. Чай тоже.

В безразмерной футболке из кучи магазинного барахла я ела, сидя в кровати, и слушала рассказ Артёма о том, как они с Максом колесили по окрестностям в поисках ночного магазина.

С четвёртой чашкой кофе Артём пристроился рядом, но глаза у него слипались и, когда чашка чуть не вывалилась из рук, он всё же поднялся, пожелал мне «спокойного утра» и ушёл вниз.

До рассвета было ещё далеко. Спать не хотелось. В приоткрытое окно светил бледный восковой полумесяц. И вместе с лёгкой тюлевой занавеской на стенах трепетали таинственные тени.

Я не знала, что будет завтра и ничего не ждала. Болезненная сумбурность последних дней внезапно улеглась, и в наступившем внутреннем покое я вдруг наткнулась на нечто необычное и совершенно новое. Словно в глухой, запертой комнате отыскала замочную скважину и, заглянув в неё, обнаружила по ту сторону светлый и ясный мир. Я ещё не очень поняла, что это, но чувствовала, что это что-то хорошее.