Дыхание. Новые факты об утраченном искусстве - Джеймс Нестор

По-прежнему никто в точности не знает, почему ограниченное дыхание столь эффективно проявляет себя в лечении астмы и других респираторных заболеваний. Никто не знает, как работает этот метод, но на этот счет существует несколько теорий.

«Любые симптомы в организме вызываются нехваткой чего-то, – говорит доктор Айра Пакман, терапевт и бывший медицинский эксперт Пенсильванской страховой компании, который поборол свою астму за счет ограниченного дыхания. – Восполните недостающий элемент – и пациенту станет лучше».

Пакман объяснил, что гипервентиляция может оказывать влияние не только на легкие и дыхательные пути, но и на более глубокие структуры организма. Избыточное дыхание вымывает из тела двуокись углерода, и при этом повышается рН крови. Она становится более щелочной. Практически все клеточные функции осуществляются при рН крови 7,4. Это среднее значение между щелочной и кислотной средой.

Если отклониться от него, организм предпримет все возможное, чтобы вернуться к исходному положению. Почки, например, отвечают на гипервентиляцию так называемой «буферизацией»[6] – процессом, в ходе которого в мочу выделяется щелочной компонент, называемый бикарбонатом. По мере уменьшения содержания бикарбоната в крови значения рН возвращаются к норме, даже если мы продолжаем усиленно дышать. Организм делает вид, что ничего не случилось.

Однако проблема буферизации заключается в том, что это временная мера, а не постоянное решение. Недели, месяцы или годы гипервентиляции и постоянная реакция на это в виде запуска буферных систем в почках в конце концов лишат организм важных минералов. Это происходит из-за того, что при выводе бикарбонатов из тела они захватывают с собой магний, фосфор, калий и другие элементы. В их отсутствие расстраиваются все функции: из-за сбоев в нервной системе происходят спазмы гладких мышц, клетки не могут эффективно вырабатывать энергию. Как следствие, дыхание еще больше затрудняется. Это одна из причин, почему астматикам и пациентам с другими хроническими респираторными заболеваниями назначают для профилактики приступов препараты магния.

Кроме того, постоянная буферизация ослабляет кости, из которых вымываются минеральные вещества (да, существует опасность за счет усиленного дыхания заработать себе остеопороз и повысить риск перелома костей). В конечном счете постоянная борьба с дефицитом за восстановление баланса подрывает ресурсы организма.

Правда, Пакман оговаривается, что не у всех пациентов с респираторными заболеваниями возникает дефицит двуокиси углерода. У больных эмфиземой, к примеру, может оказаться опасно высокий уровень двуокиси углерода, потому что у них в легких остается много застойного воздуха. Другие больные могут демонстрировать абсолютно нормальные показатели рН и содержания газов в крови. Но это мелкие исключения, которые лишь подтверждают общее правило.

У всех этих людей наблюдаются проблемы с дыханием. Они испытывают стресс, у них развиваются воспаления и блокировка дыхательных путей. Им становится трудно совершать вдох или выдох. Именно эти проблемы и призвано решать медленное, осознанное и ограниченное по объему дыхание.

* * *

За несколько месяцев, предшествовавших стэнфордскому эксперименту, я посетил нескольких сторонников метода Бутейко. Все они рассказывали мне похожие истории про то, как их мучили хронические респираторные заболевания, против которых были бессильны любые лекарства и медицинские процедуры, и как они излечились, всего лишь заставляя себя дышать меньше. Использованные ими приемы и способы были различными, но все они имели одну общую черту – задержку выдоха. Чем с меньшей интенсивностью мы дышим, тем эффективнее становится этот процесс и тем лучше для организма.

Это не должно удивлять. Так задумано природой. Млекопитающие с самым медленным сердечным ритмом живут дольше других. И не случайно именно у этих животных наблюдается и самая низкая частота дыхания. Единственный способ замедлить пульс заключается в том, чтобы медленнее дышать. Это в равной степени относится и к бабуинам, и к бизонам, и к голубым китам, и к нам.

«Жизнь йога определяется не числом дней, а числом вдохов», – писал Б. К. С. Айенгар, учитель йоги из Индии, который в детстве провел долгие годы на больничной койке, пока не освоил йогу и не вернул себе здоровье за счет дыхания. Он умер в 2014 году в возрасте 95 лет.

Я не раз слышал эти слова от Ольсона во время наших бесед по скайпу и в ходе стэнфордского эксперимента. Я читал об этом и в работах Стафа. Бутейко, католики, буддисты, индуисты, люди, пережившие террористическую атаку 11 сентября, – все они были убеждены в этом. Все эти пульмонавты разными средствами и путями, в разные периоды человеческой истории приходили к одному и тому же: оптимальное количество воздуха, которое мы должны потреблять в состоянии покоя, должно составлять 5,5 литра в минуту. Оптимальная частота дыхания составляет 5,5 вдохов в минуту. Продолжительность вдохов и выдохов должна составлять по 5,5 секунды. Вот что такое идеальное дыхание.

Пациенты, страдающие астмой и эмфиземой, спортсмены и практически все люди, где бы они ни жили, могут получить пользу от правильного дыхания, уделяя ему всего несколько минут в день, а по возможности и больше. Чтобы организм работал в оптимальном режиме, вдох и выдох должны снабжать его нужным количеством воздуха и в нужное время.

А это значит, что дышать надо меньше.

Идет девятнадцатый день стэнфордского эксперимента, и мы с Ольсоном вновь сидим у стола в нашей домашней лаборатории, которая уже превратилась в свинарник. Мы перестали поддерживать порядок, потому что через несколько часов все закончится.

Я сижу все с тем же термометром и датчиком окиси азота во рту, а на бицепсе у меня все та же манжета тонометра. Ольсон по-прежнему в дыхательной маске и с датчиком ЭКГ, закрепленным на ухе. На нем все те же шлепанцы.

Мы проделали эту процедуру уже 60 раз за последние три недели. Все это могло бы показаться невыносимым, если бы не растущая энергичность, ясность мыслей и улучшение общего самочувствия, которые сопровождают нас с первой же минуты, как только мы прекратили дышать ртом.

Прошлой ночью Ольсон храпел три минуты, а я шесть. Это значит, что время храпа сократилось на четыре тысячи процентов по сравнению с тем, что было десять дней назад. Наше ночное апноэ, которое исчезло в первую же ночь носового дыхания, так с тех пор и не появляется. Мое артериальное давление этим утром на 20 пунктов ниже максимального показателя, который был у меня с начала эксперимента. В среднем же оно снизилось на 10 пунктов. Уровень двуокиси углерода все это время рос и к настоящему времени достиг отметки «супервыносливости», как у самых здоровых подопытных Бутейко. И все это благодаря дыханию носом – медленному, ограниченному и с полным выдохом.