Едоки картофеля - Дмитрий Бавильский

– А как?

– Ну, я не знаю. Типа, ты же сама всё знаешь. Ты… Я…

– Ты думаешь, мы делаем что-то не так?

– Не знаю. Я не могу думать на эту тему.

– Вот и я не могу.

Они снова немного помолчали, перешли в отдел классической музыки, стали вертеть в руках пластинки с операми Верди.

– Представляешь, Надя-кришнаитка, кажется, выходит замуж. Нашла себе какого-то полукриминального бизнесмена, некоторое время назад он так напугал Нонну Михайловну, что она, под страхом увольнения, запретила

Надежде водить его в галерею. Ходил там, всё высматривал… Как в воду глядела… А от Марины Требенкуль, с которой мы теперь вместе Ван Гога караулим, то есть я караулю, а она экскурсии водит, снова парень сбежал…

Мимо магазина проехал трамвай. Его не было видно в большом, заиндевевшем окне. Однако на мгновение грохот его железных чресел перебил все прочие музыки, звучавшие в разных углах магазина.

Раньше в этом помещении располагался большой выставочный зал, проходили выставки, концерты камерной музыки. Однако коммерция распорядилась с очагом культуры по-свойски. Да, теперь здесь проводятся распродажи. А с потолка свешиваются, на память о прошедшем новогоднем празднике, ленточки усталого (за три месяца) серпантина.

Лидия Альбертовна задумалась: пыталась вспомнить, как же всё начиналось. До нового года. Бог ты мой, сколько времени прошло, сколько всего случиться успело… Механически взяла в руки первую попавшуюся коробочку.

На обложке "Силы судьбы" в исполнении Венского симфонического оркестра облезлый парусник обламывал бока о холодную неприступность айсберга. Вокруг мрачно торжествовало северное море. Лидия

Альбертовна вспомнила.

– Ты знаешь, у нас сегодня в галерее произошла кража. Украли два шедевра Айвазовского. Нет, не подумай, – сказала она, увидев его реакцию, – со мной ничего не случилось, ведь я "охраняю" Ван Гога. А он, слава богу, никому не нужен…

– Я знаю, – сказал Данила, и Лидия Альбертовна поняла, что говорит

Данила не о Ван Гоге, но о краже.

– Откуда? – удивилась и уставилась на него в оба глаза.

– Мать писала, – зло пошутил Данила. И пошёл к выходу. Он всегда так отвечал на вопросы, которые ему по тем или иным причинам не нравились.

Лидия Альбертовна засеменила за ним.

– Ты что, сердишься? – снова удивилась она. – На что?

– Что ты… Что ты, – Данила снова был вежлив и аристократически корректен. – Вовсе нет. Просто… Просто я подумал: а не поехать ли нам сейчас ко мне?

Лидия Альбертовна чуть не закричала от неожиданности, едва не захлопала в ладоши, как школьница, без четвёрок закончившая третью, самую длинную четверть.

Возле магазина они поймали машину (чудовищное разорение, – автоматически подумала Лидия Альбертовна) и поехали. К нему.

Курить на кладбище.

Лёгкость.

Под настроение и компанию: оливки, фаршированные анчоусами; сыр с плесенью.

Писать в раковину.

Гулять под дождём с зонтом и тепло одетым.

Удачно разложенный пасьянс.

Придумывать подарки и готовить ей их.

Ждать Таню и быть уверенным, что она придёт.

Дождаться Таню.

Быть с Таней.

Проводить Таню домой на ЧМЗ (долгий проход трамвая через промзону воспринимая как акт единения со своим народом).

Оставить Таню у себя.

Объяснять Тане, что такое "проблематика первородного греха", или чем постмодернизм отличается от модернизма, или, ну, там почему это

Хичкок – прямой наследник классической литературы.

Запахи собственного тела.

Чай в стакане с подстаканником.

Чернильная ручка с золотым пером.

Несильно болеть несильной болезнью.

Разговаривать по телефону, сидя в горячей ванне.

Спать в пижаме под тяжёлым одеялом.

Когда идёт кровь из носу: горячая, плотная, она гулко падает, обжигая на выходе ноздри.

Слышать галлюцинации, ибо они должны подтверждать странность и исключительность.

Вареный лук; лук вообще в любых видах и количествах. Здоровая пища.

Например, любые блюда из бобовых (включая нищенскую по виду чечевицу).

Ловить, отлавливать сгустки и тромбы мыслей.

Не ходить на службу.

Осознавать собственную исключительность.

Сад камней.

Не помнить ничего конкретного про школу или университет; знать, что прошлое тебя не интересует; что его просто нет.

Перебирать чётки.

Наводить порядок.

Большой кусок только-только сваренного мяса, аппетитно дымящийся; и прозрачный, мясной бульон, который наливается в особую, пузатую бульонную чашку (в нём плавают гвоздика и мелко нашинкованный чеснок).

Надевать новую, дорогую вещь, всё ещё остро пахнущую удачным шопингом.

Хорошо звучащий симфонический оркестр; модерновые постановки классических опер.

Разлюбить: встретить бывшую любовь и удивиться самому себе: где ж были твои глаза раньше.

Тексты "Медгерминевтов", цветастые и избыточные, барочные, непредсказуемые – литература будущего.

Те клипы Pet shop boys, в которых Нил Теннант и Крис Лоу почти не двигаются.

Несколько раз в одном предложении воспользоваться двоеточием или точкой с запятой.

Встречать двойников и удивляться.

Быстро купить нужный продукт – особенно если уже два или три часа ночи.

Ранняя осень, похожая на полуденный свет, проникающий сквозь пыльные витражи.

Неожиданные витражи в старом городе.

Привкус сливок в сливочном мороженом.

Привкус сливочного масла в гренках и в сыре с плесенью.

Зайти после ветреной, порывистой и промозглой погоды в тепло квартиры и выпить рюмку-другую.

Долго готовить себе ужин, потом сесть перед телевизором и пропустить рюмку-другую.

Иметь на работе заначку на случай нежданных гостей и, когда нечего делать, приговорить промежду прочим рюмку-другую.

Остроумно (концептуально и стилистически) складывающийся у тебя

"под пером" текст.

Употребить рюмку-другую в одиночестве и позвонить кому-нибудь поболтать с чувством глубокого удовлетворения. Или тупо смотреть какую-нибудь мелодраму, шумно выражая сочувствие с чувством глубокого разочарования.