Царь Давид - Петр Люкимсон

Впрочем, когда начинаешь вчитываться в библейский текст, то становится ясно, что и в этой истории всё не столь однозначно, как это представляют те комментаторы, которые яростно защищают Давида и стремятся оправдать любые его поступки.

Обратим внимание на те наставления, которые Давид дает своим «десяти отрокам» (то есть небольшому отряду из десяти молодых воинов), как именно им следует говорить с Навалом:

«…Поднимитесь в Кармэль и зайдите к Навалу, и спросите его от моего имени о здоровье. И скажите: „Да будет так всю жизнь! Мир тебе, и дому твоему мир, и всем твоим мир! Ныне услышал я, что стригут у тебя овец; вот пастухи твои были с нами, и мы не обижали их, и не пропало у них ничего во все дни, пока они были на Кармэле. Спроси отроков твоих, и скажут они тебе; да найдут отроки эти благоволение в глазах твоих, ибо в добрый день пришли мы; дай же, что сможешь, рабам твоим и сыну твоему Давиду“» (I Сам. 25, 5:8).

Однако на эту просьбу Навал отвечает оскорбительным отказом:

«И в ответ сказал Навал рабам Давида: кто такой Давид и кто сын Ишая? Ныне много стало рабов, убегающих от господ своих…» (I Сам. 25:10).

Когда Давиду передают слова Навала, его реакция оказывается мгновенной: он велит четыремстам из шестисот своих воинов немедленно собраться и направиться с ним в Кармил, чтобы… уничтожить там «всех мочащихся к стене», то есть всех находящихся в имении мужчин.

На счастье последних, один из пастухов, ставший свидетелем разговора Навала с посланцами Давида, прекрасно понял, какими последствиями может обернуться этот ответ не только для хозяина, но и для его слуг, и бросился к жене Навала Авигее (Авигайль), умоляя ее что-то предпринять, чтобы отвести нависшую над всеми ними смертельную опасность:

«Авигайль же, жену Навала, известил один отрок из слуг, сказав: вот прислал Давид нарочных из пустыни приветствовать господина нашего, но он напал на них (как хищная птица). А люди те были очень добры к нам, и мы не были обижены… Крепостной стеной были они нам и ночью, и днем во все дни пребывания нашего с ними, когда пасли мы мелкий скот. А теперь знай и подумай, что делать тебе, ибо неминуемо угрожает беда господину нашему и всему дому его, а он негодяй: нельзя говорить с ним» (I Сам. 25:14-18).

Мгновенно оценив ситуацию, Авигея, ничего не сказав мужу, велит навьючить на ослов двести хлебных лепешек, два бурдюка с вином, мешки с сушеным зерном, сушеный виноград, нанизанные друг на друга и скрученные в гигантские круги сушеные фиги, и со всеми этими подношениями спешит навстречу Давиду и его армии. Увидев Давида, она поспешно сходит с осла, падает на колени и обнимает его ноги. Речь Авигеи полна мольбы о милосердии, она буквально раболепствует перед Давидом и вместе с тем не только просит его воздержаться от кровавой расправы, но и осторожно намекает, что если Давид все же решится на нее, ничего хорошего это ему не принесет:

«И припала к ногам его и сказала: на мне самой, господин мой, вина; позволь рабе твоей говорить в слух твой и выслушай слова рабы твоей. Пусть господин мой не обращает внимания на этого негодного человека, на Навала, ибо каково имя его, таков и он. Навал (подлец. – П. Л.) имя его и подлость свойственна ему. А я, раба твоя, не видала отроков господина моего, которых ты присылал. А теперь, господин мой, как жив Господь и жива душа твоя, клянусь, что Господь не допустил тебя идти на кровопролитие и совершить расправу рукою твоею; и да будут ныне, как Навал враги твои и те, что ищут зла господину моему. А теперь дар этот, который принесла раба твоя господину моему, да будет он отдан отрокам, сопровождающим господина моего… И будет, когда Господь сделает господину моему все благо, о котором Он говорил тебе, и поставит тебя вождем над Исраэлем, то пусть не будет преткновением и укором сердца для господина моего, что пролил он кровь напрасно… Когда же Господь облагодетельствует господина моего, тогда вспомнишь рабу твою…» (I Сам. 25:24-32).

Растроганный Давид искренне поблагодарил Авигею за то, что она удержала его руку от кровопролития, и та вернулась к мужу, который продолжал пировать с друзьями и пастухами и, говоря словами Библии, «был пьян чрезвычайно», то есть вряд ли мог адекватно воспринимать действительность. Однако наутро, когда Навал немного протрезвел, Авигея рассказала ему о том, что произошло, какую беду он мог навлечь на себя и всех своих домочадцев. Навал, услышав все это, так перепугался, что у него, очевидно, случился инфаркт («и замерло в нем сердце его»); затем его разбил паралич («и стал он как камень»), и спустя еще десять дней он скончался.

Талмуд, а вслед за ним и комментаторы Священного Писания трактуют эту историю, не испытывая, разумеется, никакого сочувствия к Навалу. Запретив выдать «отрокам» Давида провизию, Навал, по их мнению, не просто нарушил обычай и отказался отплатить добром за ту защиту, которую предоставляли его пастухам люди Давида.

Нет, его преступление, с их точки зрения, куда серьезнее. К тому времени, напоминают они, в народе уже было известно, что Самуил помазал Давида на царство и что он рано или поздно сменит Саула на престоле. Но Навал не просто отвергает просьбу Давида. Он утверждает, что не признает притязаний Давида на царский престол («кто такой Давид?»); высказывает презрение к его сомнительной, с его точки зрения, родословной, одновременно намеком напоминая о знатности своего происхождения («и кто сын Ишая?»), а затем вообще приравнивает Давида к беглому рабу и заявляет, что считает законным царем только Саула.

Таким образом, убеждены комментаторы, гнев Давида был совершенно оправданным. Но вот его решение убить Навала, да еще и вместе с ни в чем не повинными слугами, было не просто незаконным – это было бы, исполни его люди приказ, злодеянием, за которое Давид никогда бы не смог оправдаться ни перед Богом, ни перед народом. А потому заслуга Авигеи, удержавшей его от этого злодеяния, была поистине огромной, и Давид, остыв, сам признал это.

Талмуд утверждает также, что Авигея была одной из самых красивых женщин, которые когда-либо рождались на земле, но, помимо красоты, она обладала еще острым умом и вдобавок была пророчицей. Во время встречи с Давидом, говорится в Талмуде, ей открылось, что дни ее мужа сочтены («и да будут ныне, как Навал враги твои и те, что ищут зла господину моему»), что Давид станет царем Израиля («И будет, когда Господь сделает господину моему все благо, о котором Он говорил тебе, и поставит тебя вождем над Исраэлем»), а ей суждено быть его женой («Когда же Господь облагодетельствует господина моего, тогда вспомнишь рабу твою»), а потому ей так важно было не просто задобрить Давида, но и предостеречь его от рокового шага («пусть не будет преткновением и укором сердца для господина моего, что пролил он кровь напрасно»).

Однако всю эту историю вслед за рядом критически настроенных израильских историков можно увидеть и в ином свете.

Уже тот факт, что Давид направляет к Навалу десять воинов, свидетельствует о том, что просьба «дай же, что сможешь рабам твоим» одновременно несет в себе и скрытую угрозу (особенно если учесть, что вначале Давид велит справиться у Навала о его здоровье, намекая на то, что оно может и ухудшиться). Сами доводы, которые приводят люди Давида («вот пастухи твои были с нами, и мы не обижали их, и не пропало у них ничего»), – это типичные доводы рэкетира, требующего плату уже за одно то, чтобы он кого-то «не обижал».