Царь Давид - Петр Люкимсон

В тот же день Давид ударил в тыл филистимлянам и «нанес им великое поражение». Судя по всему, численное преимущество в этом бою было на стороне отрада Давида – речь шла о небольшом отряде филистимлян, решивших просто поживиться за счет соседей, а внезапность удара окончательно решила дело. Само собой, в Кеиле Давида встречали как спасителя и оказывали ему всяческие почести. Однако старейшины Кеиля слишком хорошо помнили, какая судьба постигла Нов, и пока в городе шел пир в честь Давида и его воинов, они направили к Саулу гонцов, с тем чтобы известить царя, что он может прийти и пленить Давида. Когда Саулу принесли эту весть, он пришел в восторг – не было ничего проще, чем взять Давида в крохотном, окруженном крепостной стеной и имеющем только одни ворота Кеиле.

Но и Давид, безусловно, был достаточно умен, чтобы предвидеть такой поворот событий. Библия утверждает, что сначала предупреждение о грозящей опасности он получил в виде пророчества, но, чтобы проверить, правильно ли все понял, Давид снова обратился к «урим» и «туммим», и Бог подтвердил: люди Кеиля предадут Давида, а Саул, узнав, что он здесь, непременно попытается его захватить. Поэтому Давид спешно покинул город (о чем было немедленно доложено Саулу, и тот отменил поход).

Как следует из текста, в Кеиле произошло еще одно знаменательное событие: двести ее жителей решили присоединиться к Давиду, и таким образом численность его отряда возросла до шестисот человек. А взятые у филистимлян в качестве добычи железные мечи, шлемы, щиты и прочее оружие делали этот его отрад вооруженным не хуже, а то и лучше царской армии.

* * *

По всей видимости, именно в те дни, когда Давид скрывался от Саула в Одолламской пещере, и произошло событие, о котором Давид будет вспоминать в конце жизни и благодаря которому Давид вошел в историю как образец подлинного рыцаря. Библия рассказывает об этом эпизоде крайне невнятно:

«И сошли трое из тридцати начальников, и пришли во время жатвы к Давиду в пещеру Адуллам, а стан пелиштимлян стоял в долине Рефаим. А Давид был тогда в укреплении, а отряд пелиштимлян стоял тогда в Бейт-Лехеме. И захотел Давид пить, и сказал: „Кто напоит меня из колодца Бейт-Лехемского, что у ворот города?“ И пробились трое этих храбрецов сквозь стан пелиштимский, и зачерпнули воды из колодца Бейт-Лехемского, что у ворот; и принесли к Давиду, но он не захотел пить ее, а возлил ее Господу. И сказал: сохрани меня Господь, чтоб я сделал это; не кровь ли это людей, рисковавших жизнью своею?…» (II Сам. 23:13-18). Почти теми же словами рассказывается эта история в первой книге «Хроникона» (I Хрон. 11:15-20).

Невнятность этого рассказа, возможно, объясняется тем, что речь идет об истории или легенде, очень хорошо знакомой современникам авторов библейского текста. Устное же предание разъясняет, что описываемые здесь события происходили в дни, когда филистимляне неожиданно захватили родной город Давида Вифлеем [39]. Давид решил внезапной ночной атакой выбить врагов и в ожидании сумерек залег со своими людьми у границы города, в пшеничном или ржаном поле. Во время этой засады ему захотелось пить, вспомнился сладкий вкус ледяной воды из колодца (или дождевой ямы), расположенного на самой окраине города. Желанием отведать этой воды он поделился с боевыми товарищами, и трое из них во главе с Авессой, рискуя жизнью, обойдя филистимские патрули, пробрались к колодцу, зачерпнули оттуда воды и принесли ее своему командиру. Но Давид, осознав, что он из-за своей несдержанности и, по сути дела, прихоти заставил друзей рисковать жизнью, отказался пить поданную ему воду и вылил ее на землю – ибо цена этой воды была равна цене крови троих героев. В тот день Давид мгновенно стал как-то старше и мудрее и навсегда зарекся подвергать неоправданной опасности жизнь любого своего солдата.

Сам этот его жест, как уже было сказано, впоследствии стал считаться примером подлинного благородства и рыцарства.

* * *

Говоря о том, что вместе с Давидом было шестьсот человек, Библия имеет в виду шестьсот воинов, но, судя по последующему тексту, у многих из этих бойцов были семьи, так что лагерь Давида насчитывал, очевидно, значительно больше народа.

Читателя, разумеется, интересует, с кем сам Давид делил в те дни ложе – понятно, что в свои 30 лет он вряд ли мог долго обойтись без женщины. О судьбе первой жены Давида Мелхолы мы узнаём из «Первой книги Самуила», где как бы мимоходом роняется фраза «А Шаул отдал дочь свою Михаль, жену Давида, Палтию, сыну Лаиша, что из Галлима» (I Сам. 12,25:44). Во «Второй книге Самуила» рассказывается, как Давид потребовал от сына Саула Иевосфея вернуть ему Мелхолу, за которую он сполна расплатился крайними плотями филистимлян. «И пошел Ишбошет, и взял ее от человека Палтиэла, сына Лаиша. И пошел с нею муж ея, идя за нею с плачем до Бахурим» (II Сам. 3:15-16).

Из этих отрывков становится ясно, что Саул, чтобы еще больше унизить Давида, сразу после его бегства из дворца отослал Мелхолу к некоему Фалтию (Палтиэлу). Но комментаторы сломали немало копий по поводу того, в каком именно качестве царь передал дочь этому человеку.

Радак [40], к примеру, был убежден, что, объявив Давида мятежником, заслуживающим смерти, Саул воспользовался старым еврейским законом, по которому «приговоренный к смерти все равно что мертв». На этом основании царь объявил свою дочь вдовою и предложил ее в жены Фалтию, бывшему одним из его приближенных. Фалтий не осмелился перечить царю, но, понимая всю сомнительность его решения, а значит, и законность такого брака, тайно страшась Давида, так и не притронулся к Мелхоле.

Абарбанель же считал, что Саул просто не мог пойти на такое грубое нарушение закона и при живом муже отдать дочь в жены другому, сведя ее таким образом до положения шлюхи. По версии Абарбанеля, Фалтий был глубоким старцем, обремененным большой семьей, и Саул отослал дочь в его дом в своеобразную ссылку.

При этом и Радак, и Абарбанель настаивают на том, что, хотя Фалтий, возможно, и воспылал страстью к Мелхоле, до интимной близости между ними не дошло. В противном случае, говорят они, по законам Торы Давид не мог бы принять Мелхолу обратно: Тора запрещает сожительствовать с нарушившей супружескую верность женой, а также второй раз жениться на собственной жене, если после развода она была с другим мужчиной.

Однако ряд других комментаторов считают, что Мелхола все же «предалась блуду» с Фалтием или с мужем своей сестры Адриэлом, и Давид знал об этом. На такой сценарий развития событий указывает все та же «Вторая книга Самуила», где упоминаются «пятеро сыновей Михали, дочери Шаула, которых она родила Адриэлу, сыну Барзилая из Мехолы» (II Сам. 21:8). Раввинистические авторитеты, однако, говорят, что речь идет о приемных детях Мелхолы, которых та усыновила после смерти своей старшей сестры Меровы.