Вредная волшебная палочка - Дарья Донцова

– Конечно. Все оплачено. Куда тащить?

– Идите за мной.

Снова шорох, скрип, звук шагов, и Серафима воскликнула:

– Вы мою новую стиральную машину во дворе оставили.

– Сначала хочу посмотреть, где ее место, – растолковал мастер, – занимайтесь своими делами. Когда все проверю, позову вас и подключу.

Минут через десять Серафима вернулась в комнату.

– Вас можно поздравить? – улыбнулась я.

Хозяйка махнула рукой.

– Скорей посочувствовать. Покупка бытовой техники настоящее испытание. Вас интересуют дети в интернате?

– Да, – кивнула я, – хочется, чтобы наши читатели знали, кто у вас воспитывался. Заведение считалось закрытым?

– Мог ли туда попасть любой ребенок с улицы? – уточнила Серафима. – Конечно, нет.

– Ты чего, купила стиралку? – донеслось со двора.

Серафима встала, подошла к окну и выглянула на улицу.

– Катя, у меня человек в гостях.

– Ну и пусть сидит, – ответила девочка, – у калитки машина стоит. Доставка техники.

– Потом поговорим, – отрезала Круглова и вернулась к столу. – Чтобы я взяла ученика, ему полагалось иметь направление. В Ореховке, это в десяти километрах отсюда, располагался обычный детдом. Туда направляли тех, кого служба опеки забирала у нерадивых родителей, пьяниц, наркоманов. А у меня жили ребята из другого социального слоя. Ореховские чувствовали себя счастливыми, их жизнь в приюте резко менялась к лучшему: регулярное питание, чистая одежда и постельное белье, своя кровать, в комнате не более пяти человек, и они все дети. Игрушки, книги, учеба в школе… Всего этого в родной семье детдомовцы не имели. Для них было удачей на гособеспечение попасть. А мои плакали по ночам, потому что еда им не нравилась, игрушки-книги общие, в столовую надо ходить по часам. У них дома по-иному было: когда хочешь – открываешь холодильник, а там всего полно. В особенности девочки убивались. Шампунь, мыло – все отечественного производства, а у них родители или за границей живут, или постоянно туда летают, или могут в Москве что угодно достать. И среди ореховских, и среди моих попадались вороватые особы. Но первые крали от голода или полной безнадежности. Зима пришла, а у бедняжки одни босоножки, денег нет, мать пьяная спит. Что делать? Ответ находился быстро: украсть. А вторые тащили вещи из желания обратить на себя внимание, ущипнуть родителей. Как сказала мне одна девочка: «Да! Я сперла у училки кошелек. Хотела, чтобы меня посадили!» Я изумилась: «Вот уж странное желание!» Девочка скривилась: «Если дочь за решеткой, у матери испорчена анкета. Ее за рубеж не выпустят, сидеть ей в Москве. Наконец-то она со мной всегда будет».

– Бедняжка, – пожалела я незнакомого ребенка. – Плохо, когда матери нет. Хотя лично я не страдала от отсутствия родителей.

Лицо собеседницы изменилось.

– Вы сирота? – осведомилась она участливо.

– Никогда не видела ни мать, ни отца, – подтвердила я.

– Детдом? – спросила Круглова. – Московский?

– Нет, нет, – возразила я, – у меня есть бабушка, Изабелла Константиновна! Совершенно замечательная! Поэтому я никогда не считала себя сиротой.

В глазах Серафимы Николаевны вспыхнул огонь.

– Изабелла Константиновна? Редкое сочетание имени и отчества. Знаю только одну женщину, к которой так обращаются. Погодите-ка… Степанида! Степашка?

– Это мое домашнее прозвище, – засмеялась я, – и школьная дразнилка. Если кто окликает меня сейчас: «Степашка», – я сразу понимаю: человек учился вместе со мной! Вы знакомы с моей бабулей?

– Да, – улыбнулась Серафима, и теперь на ее лице была не дежурно-вежливая, а совершенно искренняя, радостная улыбка, – она часто приезжала к Монтини. Помню вас крохотной, смешной девочкой. Так выросли. Ох, простите. Идиотское замечание. Вот я в своем далеком детстве терпеть не могла, когда подружки мамы хватали меня, тискали, целовали и приговаривали: «Уси-пуси, какие мы большие».

Я рассмеялась.

– Я испытывала похожие чувства в подростковом возрасте, но давно стала взрослой и спокойно реагирую на слова о том, что более не являюсь малышкой. Замечания о возрасте перестали меня задевать.

Серафима усмехнулась.

– Все впереди. Лет в сорок пять, когда некая девица годков этак семнадцати из-за своей глупости и дурного воспитания произнесет при тебе: «Сорокалетние старухи совершенно не умеют одеваться», – ты испытаешь желание наподдать хамке. Деточка, что на самом деле привело тебя ко мне? Говори откровенно!

Послышался стук, я повернула голову и увидела, что на подоконнике появились некогда белые, а сейчас серо-грязные кроссовки.

– Катя! – возмутилась хозяйка. – Ты что творишь? Совесть у тебя есть?

В окне показалась девочка лет тринадцати.

– А у тебя, бабка, совесть есть?

Лицо Кругловой покрылось красными пятнами.

– Убери обувь. Потом побеседуем.

– О чем? – с вызовом осведомилась девочка. – Отвечать не надо, я прекрасно знаю, что сейчас услышу: «Екатерина, как ты могла припереть грязные кроссы и плюхнуть их на подоконник, да еще в присутствии чужой бабы?»

Щеки Серафимы посерели.

– Катя! Ты…

– Специально при посторонней это сделала, – с вызовом заявила девочка. – Пусть все знают! У твоей внучки нет хороших вещей, донашивает старье…

– Ботинки целые, тебе по размеру, – почему-то начала оправдываться бабушка, – если их помыть, они выглядят как новые.

– Ты ничего не понимаешь в моде, – закричала маленькая нахалка. – Бабка, которая на голове носит сарай с начесом, не может рассуждать, блин, про фэшн. Да такие говнодавы сто лет никому не нужны.

Серафима вздохнула.

– Катя, дай нам поговорить. Хорошо, купим тебе новые ботинки.

Но девочка не собиралась отступать.

– Ботинки! Ха! Это у тебя валенки с галошами. А я ношу кроссы! Она мне купит! Что? Дерьмо! Где? В дыре на станции! Вся школа ходит в Валентино, Диоре со стразами, одна я нищая оборванка.

– Очень хорошие кроссовки, – сказала я, – на мои похожи, посмотри в прихожей.

Лицо девочки исказила злая гримаса.

– Я не сплю, как некоторые, с богатыми папиками за подарки. Не дура я! То, что у вас, все журналы рекламируют. А у меня дерьмо, типа фейк! Через пару лет я смогу тоже найти себе старичка и тоже кому-нибудь скажу: «Твои лоховские прямо как мои от Гуччи». Бабка мне три дня назад сказала: «Донашивай, что есть, денег нет». А сегодня стиралку привезли. На внучку ей деньги потратить жалко, а на машинку нет? Постирать руками можно. А мне босой ходить?

Серафима Николаевна сделала глубокий вдох, но промолчала.

– Если есть какие-то лапти, ты уже обута, – ответила я, – и тебе придется ждать долго папика, да и богатого дедушку можно не найти. Иди работать.