Вредная волшебная палочка - Дарья Донцова

– Ха! Куда меня возьмут! – скривилась хамка.

Я вынула из сумки визитку, подошла к окну и протянула крикунье карточку:

– Позвони вечером. Если бабушка разрешит тебе каждый день ездить в Москву, то я устрою тебя к нам. Заработаешь сама деньги, потратишь на что хочешь. В «Баке» день начинается в девять.

Катя схватила кроссовки и исчезла. Серафима закрыла лицо ладонью.

– Боже, как стыдно.

Я начала ее утешать:

– Многие подростки так себя ведут. Наверное, в школе у нее не самая благополучная обстановка, там вес в коллективе зависит от бренда шмоток.

– Внучка учится в моем интернате, – пояснила Серафима, – у нас никто не хвастается одеждой.

– Учитывая специфику заведения, ребятам, наверное, привозят наряды из-за границы, – вздохнула я.

– Это да, – кивнула директор, – но никто ими не кичится.

Я развела руками.

– Дети, которые одеты, как картинки из модных журналов, чаще всего не завидуют тем, кто имеет подобные наряды. Но если все в твоем классе…

– Не все, – возразила Серафима. – Есть девочки, которых я взяла бесплатно по своей благотворительной программе, они ходят в дешевеньких платьях, но счастливы, пользуются любовью одноклассников. Завистью переполнена одна Катя. Сама я виновата! Разбаловала ее в детстве, игрушками завалила, одевала, как принцессу, вот и вырос цветочек. Извини еще раз. А теперь объясни, зачем я тебе понадобилась?

– Вы определенно знаете про пожар в цыганской деревне… – начала я.

– Естественно, – согласилась собеседница, – все местные в курсе. Жуткая история. Но справедливости ради замечу: таборные сами беду спровоцировали. К ним сразу отнеслись настороженно. Давай откровенно, репутация у цыган не из лучших. Они постоянно у нас на станции толкались: «Золотце, дай погадаю», а их дети мастера по вытаскиванию кошельков. Ты захочешь, чтобы в соседней квартире поселилась большая семья ромал с кучей детей, бабушками, тетями, дядями? А? Отвечай честно?

– Нет, – призналась я, – вполне вероятно, что они окажутся достойными людьми, но, как вы верно заметили, имидж цыганам портят их гадалки и воры. Но не весь цыганский народ таков. В «Баке» работает байером Алмаза, она владеет тремя иностранными языками, никогда не ошибается с закупками, честная, умная, интеллигентная девушка. Ее родители актеры театра «Ромэн». Девушка нас приглашала на спектакль, мы все получили огромное удовольствие, так там прекрасно пели, замечательно танцевали.

– Деточка, – остановила меня Серафима, – ваша сотрудница из элиты, член интеллигентной, творческой семьи.

– И у русских так же, – ввязалась я в ненужный спор. – Среди нас есть работящие, честные, хорошие люди, но есть и пьяницы, грабители, насильники. Совершенно уверена: в Опенкине по домам можно легко определить кто есть кто. Аккуратный двор, ухоженный огород, справный дом, свежеокрашенный забор, а рядом изба покосюха-развалюха, вокруг нее лопухи, бурьян, изгородь ободранная. Не надо иметь пяти пядей во лбу, чтобы понять, где живет алкоголик.

Серафима улыбнулась.

– Степа! Ты права. Опенкинцам просто не повезло. В непосредственной близости от нас поселились худшие представители цыганского народа. И началось! Белье с веревок пропадает, вечером на грядках клубника дозревает, а утром ни одной ягодки нет. Корову украли, козу увели, поросят сперли. По деревне цыганята бегают, где что плохо лежит унесли, да и то, что хорошо спрятано, тоже уволокли. Мы-то как привыкли: дверей не запираем, во дворе все бросаем, друг друга знаем. Вот ты тут про соседей-алкоголиков говорила. Есть у нас Коля, пьет самогонку, как воду, не работает. В Москву часто ездит, возвращается и в магазине бутылки берет. Нашим он поет, что нанимается в столице на черную работу. Да я уверена: Злотников в метро по карманам шарит. Но у соседей в Опенкине он ничего без спроса не возьмет. Местные алконавты свято блюдут принцип: птичка в своем гнезде не гадит. Поэтому мы оказались к цыганским набегам не подготовлены. А ромалы нас за своих-то не считали, вот и грабили селян, творили, что хотели. Довели цыгане народ! Сами виноваты. Вот не жалко их.

– Даже маленькую девочку, которую в лесу с обожженными ногами нашли? К ней тоже сочувствия нет? – спросила я.

Серафима опустила взгляд.

– Дети не виноваты, их воспитывали в цыганском духе, внушали, что врать деревенским, красть их вещи – это нормально.

– Найденку удочерили Овечкины, – напомнила я, – вы, наверное, их знали?

– Конечно, – улыбнулась директор интерната, – Володя и Леся коренные опенковцы. Их родители здесь жили и бабушки-дедушки. Село старое, церковь у нас на пригорке стоит, ее в тысяча четыреста десятом году построили. В деревне много тех, чьи предки здесь жили с незапамятных времен. Вова и Леся в местную школу ходили, не у меня учились. Потом в Москве в институты поступили, уехали. Мы их из виду потеряли, их родители умерли, дома закрытые стояли. Спустя годы пара вернулась с обручальными кольцами. Я за них порадовалась. Одна беда – детей не было. Леся лечилась, да все без толку. Потом они забрали маленькую цыганку, тайно все провернули, в селе никто не знал.

– Многие скрывают факт удочерения, – сказала я.

– Правда мне открылась не сразу, – протянула Серафима. – Я очень расстроилась, когда узнала, кого они в семью взяли.

– Чем вам Аня не понравилась? – удивилась я.

– Всем, – резко ответила Серафима и замолчала.

Минуту я смотрела на директора интерната, та не говорила ни слова. Когда пауза стала давящей, Серафима продолжила:

– Степа! Тут все сцепилось в тугой клубок. Трудно рассказывать. И долго, не привыкла я сплетничать. Но из-за женитьбы Эдика на Ане мы с Наташей стали почти чужими. Много лет дружили, и вот разрыв. В том, что отношения рухнули, виновата я. Сначала я очень обиделась на Монтини, потом…

Серафима снова помолчала и продолжила:

– Я очень боюсь за Нату. Очень. Она впустила в свой дом смерть. Хитрую. Злую, которая прикидывается незамутненной радостью. Да во рту у нее змеиное жало.

– Вы про Аню говорите? – уточнила я.

Круглова положила ногу на ногу.

– Сейчас расскажу тебе правду, которую знает мало людей. Да и большинство из них уже на том свете. Я дала сама себе клятву – никому ничего не открою. И молчала. Но Наташа и Эдик, и Витя, и Зина в опасности. В огромной. Кабы не это, рта я не раскрыла бы. Но лучше все по порядку.

Серафима вздохнула, потом встала, закрыла окно и нырнула в рассказ, как пловец в ледяную воду. Я очень внимательно ее слушала.

Маленькую девочку из табора по имени Рада все в деревне знали. Малышка здорово отличалась от остальных цыганских детей. Ее мать Ляля являлась знахаркой и колдуньей, многое умела. Не прошло и пары месяцев после въезда цыган в новые дома, как местные бабы стали тайком бегать к ней. У Ляли были разные настойки. Выпьешь одну и избавишься от нежелательного младенца, хлебнешь другую и, наоборот, забеременеешь, от третьей выздоровеешь, от четвертой заболеешь. Ляля безо всякого стеснения торговала «лекарствами». Никто не знал, из чего она их делала, но работали капельки безотказно. Цыгане уважали Лялю и боялись с ней ссориться, авторитет цыганки держался еще на ее способности навести на кого угодно порчу, начиная от растений, домашних животных и заканчивая людьми.