Караван в Хиву - Владимир Буртовой

«Спите, спите, урусы! Жаль, что Кара-Албасты не усыпил вас навсегда у Белосоленой реки! Спите, а мне не до сладкого сна. Сам хан Каип не догадывается, зачем направился я в Малую Орду. Не бывать посольству Нурали в Хорезмской столице! Обхитрил меня один раз советник белой царицы Неплюев, нашего посла Ширбека из Оренбурга не пустил уехать в свою столицу хлопотать о ханстве Батыр-Салтану. И теперь этот хитрый белокожий змей хочет вползти в душу недоверчивому Каипу. А может, в урусское подданство, как и Нурали, старается переманить? Видит Аллах, не бывать этому! Всех убивать будем. Побили войско князя Бековича при великом хане Ширгази, и вам найдется место в песках, надобно только нашептать в ухо подозрительному Каипу страшные слова… Будь теперь хивинским ханом я – дальше Шамских песков не ступили бы гяуры. Моими стараниями на кошме ханов поднимали достойного Батыр-Салтана, ему и править кочевыми ордами. А мне при нем быть первым советником, а со временем, если Аллах будет ко мне милостив…»

Человек, предаваясь сладостным путаным мыслям, сутулился, крался между юрт и Большой Юрты, у входа в которую недреманно и стойко, словно уснувшие ветлы над Эмбой, стояли под дождем два нукера. Человек обошел ханское жилище тыльной стороной и приблизился к небольшой опрятной юрте. Здесь жила Айгыз, бывшая нянька Эрали-Салтана, младшего брата Нурали. Ныне всеми оставленная, она затаила обиду на своих повелителей, дальних родственников. Пупай-ханша за несносный нрав Айгыз и постоянные интриги не разрешила ей следовать за младшим сыном, но юрту для Айгыз по-прежнему ставили рядом с Большой Юртой Нурали-хана. Человек приник щекой к мокрому войлоку – нет ли кого чужих в жилище? – потом рывком поднял полог и прошмыгнул под ним. На низком столике заколыхалось зыбкое пламя светильника.

– Кто ты? – Полуседая женщина с большими вялыми губами испуганно вскрикнула, торопливо подняла над собой светильник в деревянной плошке. – О Аллах всемогущий, да это вы, почтенный достарханчей Елкайдар!

Ханский достарханчей Елкайдар – а это он скрывался под одеждой погонщика верблюдов при хивинском посольстве к Нурали-хану – поспешно поднес согнутый крючком указательный палец к губам. Словно раздумывая, оставаться ему в юрте или вновь идти под дождь, медленным движением ладони стер влагу с худых морщинистых щек. Мокрые усы повисли по обе стороны подбородка словно тонкие мышиные хвостики, концами сошлись с редкой бородкой.

Елкайдар укоризненно, будто старый чертополох на стылом ветру, помотал головой, предостерег хозяйку юрты:

– Забудь в своих словах, о почтенная Айгыз, что я хивинский достархан. Видишь, в каком наряде? Теперь я как тот бедный Али-Баба, который не нашел еще несметных сокровищ… Опознают, схватят ненавистные шакалы, в колодки забьют, а то и вовсе головы лишат. Говори, какие новости при здешнем ханском дворе? Как приняла Матыр-Ханикей известие о сватовстве Каипа? Рада ли?

– О мой сказочно щедрый витязь, а ты не забыл обещанные подарки в утешение одинокой и всеми брошенной женщине? – тут же плачущим голоском запричитала Айгыз. В темных сухих глазах хозяйки зажглись настороженно ждущие огоньки, дрогнул светильник в руке, когда ночной гость не спеша распахнул мокрый халат, вынул поочередно красивый шелковый платок с цветами розы по углам, потом длинную нитку бус и, наконец, два серебряных браслета с чеканкой в виде летящих журавлей. Женщина разулыбалась, проворно убрала подарки в плетеную корзину, накрыла ее пестрым потрепанным халатом и поманила Елкайдара поближе к себе, зашептала почти в ухо:

– Матыр-Ханикей пойдет за твоего Каипа без всякого желания, если будет на то воля Нурали. Не мил ей, нашей красавице, благороднейший из ханов. Подслушала я, как ныне поутру, узнав о хивинских сватах, бранила она нежданного жениха, старым козлом назвала!

Елкайдар при этих словах поднял руки, зашептал молитву и огладил щеки и бороду: не за Каипа возмутился, а за священный трон ханов. А глаза смеялись у достарханчея.

– Бранилась так, думала, что кроме кормилицы-няньки Кельдибики ее никто не слышит, потому и дала волю своему сердцу излить гнев девичий.

– Хвала Аллаху, – Елкайдар потер длинные пальцы рук. – Не плохо для начала. Может, у нее возлюбленный объявился? Может, ее тронул уже кто из мужчин? Узнать бы наверняка да сообщить Каипу, какое сокровище хочет подсунуть ему недостойнейший Нурали, пусть засохнет он сам и весь его род, как сохнет худой и заброшенный арык под солнцем, лишившись свежей воды из реки Аму!

– Жениха явного нет, – разочаровала его Айгыз, – а вот тайный, может, и есть! – По широким и дряблым щекам хозяйки юрты скользнула завистливая и злая усмешка, толстые губы растянулись в стороны. – Приметила я одну странность в ее поведении, почтеннейший.

– Говори же! – Елкайдар поторопил Айгыз, весь насторожился, словно беркут, заметив с высоты поднебесья метнувшуюся внизу длинноухую добычу.

– Скрытничает наша скромная красавица, скрытничает, однако зачастила вместе со своей нянькой гулять по бережку Эмбы. И не только в солнечные деньки. К чему бы это, почтеннейший Елкайдар, а? Неспроста эти прогулки, ох неспроста, видит Аллах все козни грешников. Там, на Эмбе, и надо караулить ее, одну ли, с возлюбленным ли – это как великий и всемилостливейший Аллах уважит почтенного достархана.

«Вот это новость!» – Елкайдар потрогал пальцами бороду, поколебался немного, обдумывая и взвешивая ценность известия: сообщение Айгыз стоило того – и он достал из кожаного мешочка за поясом монету – таньга. Темная ладонь женщины тут же, словно капкан, захлопнула щедрый подарок хивинца: золото она боготворила не менее чем самого Аллаха!

– Дай мне испить горячего. И нет ли у тебя хоть одного тельшека[25] поглодать? – Елкайдар скинул верхнюю одежду, развесил около жаровни посушить, потом прошел к низкому столику. Уронил голову на острые кулаки, задумался, не замечая, как через разрез в отвороте суконной шапки на спину стекают редкие капли дождевой воды. «Созывает Нурали к себе всю родню. Первым приехал Эрали-Салтан от приаральских кочевий, это вам не за тридевять земель, а всего в десяти козы-кош[26] от Хорезмской окраины. А потому за Эрали-Салтаном и досмотр должен быть особый. Но зачем, – думал Елкайдар, – вместе с Эрали-Салтаном приехал к Нурали и подданный хивинского хана каракалпакский старшина Тулгабек? А ведь этот Тулгабек доводится близким родственником главному советнику Каипа старшине Куразбеку! Спрашивали Тулгабека хивинские послы о цели приезда, а он отговорился шуткой, будто ищет в кочевьях Малой Орды невесту взрослому сыну. Невесту ли ищет хитрый Тулгабек? Известно не только одному Елкайдару, что советник Куразбек последнее время все чаще отворачивает лицо свое от жарких южных ветров в сторону севера. Что ждет он оттуда? Одно уже известно Елкайдару – помыслы Куразбека имеют связь со сватовством к Матыр-Ханикей и желанием Каипа примириться с киргиз-кайсаками».

«К гяурам присматриваешься, Куразбек? Посмотрим, посмотрим, во что обернемся твое посольское хождение!» – размышлял Елкайдар, отхлебывая горячий чай. Одно заботило – как погубить своих недругов, не насторожив Каипа? Слишком много врагов у Елкайдара на пути к заветной цели! Кто из ханских советников сам не мечтает сесть на трон? Хитрую игру ведут ханы, а вместе с ними и их приближенные, любая ошибка может дорого стоить каждому. И только Каип-хан не скрывает желания посадить в Малой Орде своего отца Батыр-Салтана, чтобы иметь надежную опору хивинскому трону. Ну а Нурали? Кого имеет он на примете посадить в Хиве? Неужели советника Куразбека?