Свидетелей не оставлять - Сергей Зверев

* * *

Привычки и навыки, особенно дурные, усваиваются быстро. И быстро обыденным становится то, что еще недавно казалось просто невозможным. Гленовская шайка преуспевала в новом ремесле. Найти отдаленное село, указанное Слепцовым, нейтрализовать возможное сопротивление (если пользоваться терминологией Снайпера), то есть распихать по углам находящихся в доме людей и заткнуть им рты, отыскать и упаковать ценности. Жертвами в основном становились пожилые люди, к своему несчастью, обладавшие ценными иконами, старообрядческими книгами, серебряной церковной утварью. Порой приходилось забираться в такую глушь, куда даже на машине не проехать. Однажды с десяток километров отмахали по болотам, добираясь до старообрядческого поселения. Наградой стали два толстых фолианта с серебряными застежками.

Попадали и в передряги. Пару раз уходили от преследования. В Ярославской области к ним сзади пристроился милицейский «жигуленок». Останавливаться по требованию милиции, когда в салоне полно стволов и награбленных «деревяшек», – полное безумие. Можно было бы, конечно, в темноте все сбросить, но жалко было и добычу, и оружие. Послышались хлопки пистолетных выстрелов – милиционеры начали палить по скатам. Гусявин заскулил и пригнулся, пытаясь распластаться на полу. Снайпер, щелкнув затвором пистолета, высунулся из открытого окна и послал несколько пуль в преследователей. Гаишный «жигуленок» вильнул и съехал в кювет с пробитой шиной.

– Оторвались! – облегченно выдохнул Снайпер.

– Ерики-маморики! – воскликнул Гусявин. – На хрена кенгуру авоська? На черта эти деньги, ежели всякий мент меня будет дырявить из своего дырокола?

– Приглуши звук, – сказал Глен, сворачивая на боковую дорогу, которую милиция вряд ли станет перекрывать. – Не нравится, так уматывай. Могу хоть здесь высадить. Хочешь, Сявый?

– Да, сейчас, только валенки зашнурую!

Из всей компании Глен полностью доверял только Снайперу, с которым сработался отлично. Брендюгин действовал без всякого энтузиазма, характер у него начал портиться, он превратился в нытика и ипохондрика, стал пить, у него, пьяного, развязывался язык, и тогда себя и приятелей иначе как палачами он не именовал. Глен чувствовал, что рано или поздно с Брендюгиным возникнут проблемы, но этот гигант был пока необходим: выбить дверь, прижать кого-нибудь, уложить на пол, задавить силой – тут ему равных не было. Гусявин же, наоборот, при налетах был бесполезной обузой, зато его воровская сметка сильно помогала при подготовке и разработке плана.

Глену нравилось то, чем они занимались. Не столько хлынувшие в руки деньги, сколько ощущение полета. Глен чувствовал, что он живет полнокровной жизнью, в которой есть черная радость и извращенный смысл. Ему нравилось врываться в дома, ломать привычный семейный уклад незнакомых ему людей, на некоторое время становиться хозяином над ними самими и их жизнями.

Снайпер не соврал. У него действительно нашлись выходы на оружейные склады. Прапорщик Курдыбин знал рыночную конъюнктуру, поэтому цены у него были далеко не бросовые. Пистолет Макарова – семьсот долларов. «АКМ» – полторы тысячи.

Держа пистолет в руке, Глен наслаждался совершенством этой игрушки. Восемь патронов в магазине. Восемь упакованных в металлические цилиндрики смертей. И он знал – они когда-нибудь вырвутся на волю…

Глен привык жить рядом со смертью. Смерть любила его. Ее черные крылья не раз обжигали его своими касаниями. Смерть притягивала, звала его к себе и в последний момент отталкивала. Он должен был умереть еще во время родов, но врачи совершили чудо и сообщили матери – ребенок будет жить. В два года он выпил уксусную эссенцию и должен был отдать богу душу, но смерть опять пощадила его. В шесть лет он выбежал на дорогу за мячом и едва не попал под грузовик. Водитель в последнюю секунду успел вывернуть машину и врезался в столб. Водитель погиб, Глен опять остался жив. В восемнадцать лет произошла история, когда они «пошалили» с Индюкатором. По тем временам за нее надо было платить жизнью. Индюкатор попал в психушку и погрузился в сумрачный, страшный мир безумия. Глен опять выжил. Смерть любила его, она имела на него другие виды. Она требовала от него служения. Иногда Глен думал, что за свою жизнь вынужден будет расплачиваться другими. Однажды, восемь лет назад, он понял притягательность смерти. Смерти чужой. И чужой боли.

Он долго жил рядом со смертью и болью. Попав в зону, он видел унижаемых, избиваемых людей. Его тоже унижали и избивали, но он терпел и даже не особенно боялся. Он знал, что они со смертью друзья и она не возьмет его. Когда выяснилось, что Карлуша стукач и его вешали в камере, Глен держал его за ноги. И когда мучили Павлика Терентьева, скрывшего, что он по прошлой отсидке был опущенным, жгли на нем одежду, били долго, жестоко, до смерти, Глен тоже был при этом. И он опять ощутил шелест черных крыльев смерти, последнее дыхание человека, уносящееся в иные миры.

Когда Глен под железнодорожным мостом подстерег, потом ударил молотком и бросил под поезд Глюка, того самого мерзавца, который с приятелями избил его, – он знал, что этот раз не последний. Будут еще и еще…

В просторной хате их было трое – старик в валенках и потертом старом пиджаке с орденской колодкой, маленькая старушка-одуванчик и внук лет десяти. Все было как всегда – ворвались в дом, усадили на пол хозяев и стали собирать иконы и утварь.

– Кровопивцы клятые! – неожиданно заорал дед, видимо, впадавший в маразм и утерявший способность адекватно реагировать на обстановку. – Я Кенигсберг брал! Кровь проливал!

– И сейчас прольешь, если не заткнешься.

Дед не заткнулся.

– Ах ты, фашист! – Он вскочил и ударил Глена по лицу. Кулак у него был здоровенный, удар получился сильным. Глен оторвал деда от себя, повалил на пол и стал избивать ногами.

– Хватит с него! – крикнул Брендюгин.

– Пескоструйщик хренов! – Что-то будто толкнуло руку Глена, в которой как бы сам собой оказался нож… Горячая волна дикой радости накрыла его, когда лезвие ножа прошлось по горлу старика… Он еще раз ударил ножом и разогнулся. Ликование схлынуло, и внутри стало пусто.

Секундную тишину в клочья разорвал истошный крик мальчишки:

– Деда-а-а!

– Глен, кретин, ты что сделал? – выдохнул Брендюгин, шагнул к нему и ударил ладонью по щеке. Глен отлетел к стене, всем телом жахнулся об нее и выронил нож.

– Ах ты, падла… – прошипел Глен. Вытащив из-за пояса пистолет, он передернул затвор и навел ствол на приятеля. Он не был склонен рассусоливать…

– Остынь, Сема! – крикнул Снайпер.

– Ну, смотри, Брендюгин, поговорим еще. – Глен встряхнул головой, отвел пистолет и осмотрелся. Старуха, вжавшись в стену, удивленно смотрела на труп деда, возле которого плакал внук.

– Линяем, – бросил Глен.

– А с этими что делать? – спросил Снайпер. – Мы же как дурачки подняли хай и назвали имена друг друга. – Теперь ментовка может накрыть.

– Делать нечего. – Глен поднял пистолет и выстрелил в мальчишку. Грохот прокатился по избе, мальчишка упал, и под ним начала растекаться красная лужа.