Дарю тебе сердце - Нэн Райан

– Твоя мать не будет волноваться, что ты не пришла ночевать? Может, надо сообщить ей, где ты?

– Она и не подумает волноваться, я много раз не приходила домой ночевать.

– Не продолжай, я понял. Отныне все будет по-другому, я не хочу, чтобы ты возвращалась в таверну, и я…

– О, я поняла! Вы хотите оставить меня для себя?

– Нет.

– Тогда я ничего не понимаю. Зачем вы меня сюда привезли?

– Дорогая моя, я взял тебя с собой потому, что хочу дать тебе возможность изменить жизнь к лучшему.

– Но вы купили мне красивые платья, даже духи… Наверняка вы рассчитываете получить что-то взамен.

– Да, я намереваюсь научить тебя кое-чему.

– О, я уже все знаю о…

– Нет! – рявкнул Доусон. – Ты меня не поняла! Я собираюсь обучить тебя хорошим манерам, музыке, искусству, литературе. Словом, если ты мне позволишь, я сделаю из тебя леди.

Мария молча выслушала его, а потом спросила:

– Почему вы так добры ко мне?

– Знаешь, Мария, я родился примерно в таких же условиях, что и ты, но мужчине легче пробиться наверх. Моя мать была хорошим человеком, но умерла в нищете, потому что некому было ей помочь.

– А как же ваш отец?

– Мой отец умер, когда ей было восемнадцать лет, и она осталась одна с ребенком на руках. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое.

– Но как вы хотите этого добиться? Вы что, женитесь на мне?

– Нет, моя дорогая. – Доусон рассмеялся. – А теперь тебе пора в постель. Как ты думаешь, ты сможешь раздеться самостоятельно?

На этот раз рассмеялась Мария:

– Я с трехлетнего возраста одеваюсь и раздеваюсь сама.

Доусон не спал, думая о Марии и о том, как нелегко ей жилось. Его размышления прервал негромкий стук в дверь.

– Войдите!

Дверь приоткрылась, и в комнату вошла Мария. Она была в новой белой ночной рубашке, отделанной кружевами по вороту и манжетам. Черные волосы свободно рассыпались по плечам и спине.

– В чем дело? – спросил Доусон.

– Мне так одиноко, можно я посплю здесь? Я никогда в жизни не спала одна в кровати и уж тем более в комнате.

Доусон взял ее за руку.

– Дорогая моя, молодой девушке полагается спать одной. Я думал, тебе понравится иметь в своем распоряжении целую комнату.

– Мне понравилось, но я боюсь. Можно, я лягу с вами?

– Нет! Запомни: отныне ты не спишь с мужчинами!

Мария загрустила.

– Значит, я вам не нравлюсь, иначе вы занялись бы со мной любовью.

Доусон заставил ее посмотреть ему в глаза.

– Ты мне нравишься, даже очень, но я тебя не люблю. А теперь возвращайся в свою комнату и больше не приходи. Договорились?

Мария кивнула и вдруг, наклонившись к Доусону, поцеловала его в щеку.

– Если передумаете…

– Марш отсюда! – скомандовал он.

Следующие два месяца были для Доусона приятными: он с удовольствием наблюдал, как маленькая грязная девчонка, которую он подобрал в таверне, превращается в благовоспитанную молодую леди. Доусон перестал быть мрачным, меньше пил, чаще смеялся. Каждый вечер он переодевался к обеду и настаивал, чтобы Мария делала то же самое. После обеда они шли в библиотеку выпить кофе и пропустить по рюмочке бренди. Доусон рассказывал Марии о живописи, музыке, иногда задавал ей вопросы. Постепенно обстановка менялась с официальной на более непринужденную.

– Я больше не могу ходить в этом ужасном корсете! – заявляла Мария. – В нем невозможно дышать! А эти кринолины и обручи – до чего же в них неудобно сидеть!

Доусон расхохотался:

– Дорогая моя, на сегодня мучений достаточно. Пойди переоденься в ночную рубашку, и мы еще немного почитаем.

Марии не требовалось повторять дважды. Пробормотав: «Спасибо, Доусон», – она спешила в свою комнату.

В особенно теплые вечера они выходили на берег – Мария босая, в белой ночной рубашке, Доусон – по пояс обнаженный. Он показывал своей любознательной ученице звезды или рассказывал ей об Америке и других странах, совмещая рассказ с уроком географии.

Доусон купил Марии покладистую лошадку, которую она окрестила Золотым Блеском, и красивую амазонку. Черная шерстяная юбка, короткий жакетик-болеро, белая блузка с рюшами очень шли ей, ветер развевал красный шелковый шейный платок, черная фетровая шляпка, щегольски сдвинутая набок, была завязана под подбородком красной лентой. Доусон подсадил Марию в седло, сел на своего черного жеребца, и они вместе поскакали вдоль берега. В считанные недели Мария научилась отлично ездить верхом. Порой она бросала Доусону вызов, и они скакали наперегонки. Нередко он давал ей возможность победить только ради того, чтобы лишний раз услышать ее звонкий счастливый смех.

Как-то раз Доусон спросил Марию, о чем она мечтает.

– Я хочу выйти замуж за красивого матадора! Но это запасной вариант.

– А какой же главный? – с улыбкой поинтересовался он.

– Ты. Мне бы хотелось стать твоей женой. Разве я не превратилась в настоящую леди, как ты и хотел? Разве я не красива? Разве у меня не хорошие манеры – благодаря тебе?

– Все верно, малышка, но я не могу на тебе жениться. Я люблю другую женщину.

– Тогда почему ты на ней не женился?

– Она уже замужем.

– Неужели она вышла за другого, когда могла выйти за тебя? – изумилась Мария. – По-моему, она сделала большую глупость.

Доусон вздохнул.

– Если кто и совершил глупость, так это я. Но я постараюсь, чтобы ты вышла замуж за красивого матадора.

– Правда? – радостно воскликнула Мария. – Но как?

– Недели через две-три я повезу тебя в Мадрид. Ты очень красива, Мария; стоит матадору тебя увидеть, как он непременно влюбится.

– Спасибо! – На радостях она бросилась ему на шею и расцеловала.

Не реже раза в неделю Доусон и Мария навещали семейство Джонсов. В таких случаях Долорес заранее пекла пироги и печенье, готовила окорок. Доусон привозил детям не только еду, но и одежду, книги, игрушки. Он помогал семье Марии и деньгами. Его любимцем был трехлетний Арто. Когда Доусон приходил, Арто не отставал от него ни на шаг. Малыш боготворил высокого темноволосого мужчину, засыпавшего его подарками. Часто, глядя на очаровательное смуглое личико, Доусон втайне желал, чтобы мальчик был его сыном. В такие минуты он с грустью думал о Кэтлин. У них могли бы быть дети – смуглые темноволосые сыновья и очаровательные светловолосые дочери. Могли быть – но их не будет.