Друг моего мужа - Дана Блэк

и...- мою торопливую болтовню обрывает толчок члена, одним мощным рывком в меня, он до корня врезается, его пальцы вплетаются в мои волосы, сгребают и оттягивают, заставляя податься назад, ягодицами, со шлепком, впечаться в него.

- Никогда не уйдешь от меня? - он выходит и, с оттяжкой, врывается, глубоко во мне пожар разгорается, ладонями веду по холодному стеклу, словно в лицо мне ветер швыряет снег.

- Никогда.

- Со мной против судьбы, - он усмехается мне в шею, не верит в то, что нас способен разлучить случай, пророчества или чертовы гороскопы, он верит в себя, в меня, и в папино безумие. - Да, Ира? - он врезается в меня, заставляя ладонями стучать по стеклу, ускоряется, выбивая из меня крики, он сам на помешанного похож в своем желании подтолкнуть меня к краю. - Ира? - он хватает меня за волосы.

- Да, да, да! - выкрикиваю и трясусь, с громкими шлепками вбираю его в себя, быстро, ожесточенно, он вколачивается, крепко держит мои бедра и насаживает на себя, моими стонами наслаждается.

- Еще кричи, - требует.

И я подчиняюсь.

В моих оргазмах есть нечто страшное, опасное, когда все тело иглами пронизано и внутренности скручивает мне кажется, что я возьму нож и без колебаний всажу лезвие в его сердце, если его взгляд изменится, потухнет, если на другую женщину он посмотрит так же, как смотрит на меня.

По пояс высовываюсь в открытое окно и снежинки ловлю на язык, он прижимается сзади, вместе смотрим на укутанный снегом двор.

- Заболеем, Ира, - вспотевшим лбом он трется об мое плечо и утягивает меня от окна. - Заходи домой. Я поищу свечи.

За нашей спиной вспыхивает свет.

Перепрыгиваю порог, путаюсь в шторе и смеюсь, слышу, как где-то в комнате разрывается музыкой телефон и заглядываю на балкон:

- Илья, не бери свечи. Завтра купим другие, без запаха, ладно?

Он разгибается, ногой задвигает ящик шкафчика, у него взгляд блестящий, дурной, полон жара, и я тянусь к нему.

Он обнимает, мы целуемся, заплетаясь в ногах идем в комнату, на звуки музыки, с трудом отрываюсь от него, подхватываю с кровати несмолкающий телефон и невнятно бормочу:

- Мр-р, да.

- Ира! - голос мамы срывается на плач. - Ну почему ты трубку не берешь, как я тут одна, что же это...- она всхлипывает, шмыгает носом и заканчивает. - Приезжай скорее. Папа в больнице.

Глава 34

ИРА

Открываю духовку и отшатываюсь от бросившегося в лицо пара. Разгоняю его полотенцем, смахиваю со стола прихватку и тащу к себе лист.

Ставлю его на подставку, придирчиво оглядываю румяное мясо. Вилкой тычу в кругляш картофеля.

Еще у меня есть два салата, бутылка Шардоне, пирожные из любимой кондитерской Никиты, я готова.

Сервирую стол, расставляю свечи, на фоне бубнит телевизор - очередное комедийное субботнее шоу, и там все смеются.

Наятгиваю улыбку по старой привычке, лучше так, чем сидеть и рыдать.

Разглаживаю платье на талии, наливаю себе вина. Сажусь за стол и покачиваю туфлей в воздухе, смотрю на часы.

Никита задерживается.

Но я дождусь, пусть он хоть в двенадцать ночи приедет, и от него будет вонять чужими духами - у меня важный разговор. И пусть он откажется от ужина, пусть орет на меня - я стерплю, главное, чтобы простил.

Я сама во всем виновата.

Ладонью закрываю глаза, сижу в темноте, слушаю смех из телевизора. Я должна была сразу признаться, но как же тяжело ворошить это снова, мама до сих пор меня видеть не хочет, думает, что это я привела в нашу семью зло.

Илью.

Хлопает входная дверь.

Нужно встать, зажечь свечи, выйти встретить мужа, а у меня нет сил подняться. В голове кладбище, розы с шипами, лицо Ильи, лучше бы оно красовалось на памятнике, это так страшно, эти мои черные мысли.

Пальцами давлю уголки глаз.

Распахиваю ресницы.

И с запозданием понимаю, что это не по телевизору смеются. Смех доносится из холла.

Ставлю бокал на стол, медленно иду на голоса. Замираю в проеме. И смотрю, на знакомые осточертевшие физиономии, вся троица в сборе - Никита, Олеся, Илья, топчутся в холле, о чем-то увлеченно переговариваются, а я в эти секунды уже и мужа ненавижу, что он снова привел этих людей в наш дом.

- Милая, - идет ко мне Никита, холодно клюет в щеку. - Чем там вкусно пахнет? Ты что-то готовила?

- Ужин. На двоих, - уточняю.

- Жаль, что планы тебе испортили, Ирина, - бросает Илья не глядя на меня.

- Вы нас не ждали, а мы приперлись, - заливается смехом Олеся. Она снова пьяна, похоже, покрасневшие щеки, глаза блестят, неуемное веселье, и я едва держусь от выкрика в ответ.

Чтобы они проваливали.

- Ириша, пилочку для ногтей дай, - Олеся предъявляет мне розовый сломанный ноготь. - В машине об ремень зацепилась, проклятие какое-то.

- Это главная твоя беда? - разворачиваюсь и шагаю к лестнице.

- Что за тон, ты не в настроении? - она поднимается следом, оставшимися ногтями барабанит по перилам. - Милая, - подстраивается она к голосу Никиты, - я не слепая, конечно, и вижу, что ты восторга от нашего с Ильей общества не испытываешь. Но, милая, - издевательски продолжает она, - придется смириться, рабство отменили напомнить в каком году? Муж - не значит собственность, Никите хочется общаться с умными людьми, другими, не такими, как ты, понимаешь?

Пинаю дверь в комнату, сдергиваю со стола косметичку, выхватываю пилку и толкаю Олесе.

- Эй! - она перехватывает мою руку, уперевшуюся ей в живот. - Ты мне платье чуть не вспорола, ты в себе, вообще?

Не отвечаю, скрываюсь в ванной и прислоняюсь спиной к двери.

Глубоко дышу.

Неважно, что они пришли. Я и при них все расскажу. Так даже лучше будет, пусть Олеся закатит Илье скандал, побьет его или что она сделает, а Никита...если он выгонит меня...

Смотрю в зеркало и усмехаюсь.

Мне некуда идти, мама теперь целыми днями пропадает в церкви, молится, ходит, замотанная в черные платки, она живет одна, ей никто не нужен, она верит, что научилась общаться с папой, никого не пускает на порог.

А я ничего не сделала, не помогла ей никак, я так убита горем была, что лишь о себе думала. Потому и к Никите сбежала, он единственным светлым лучом был, не дал завалить сессию, казался