Идеальный вариант - Лариса Райт

Через полгода пришел отказ. Воссоединением с семьей, поскольку отец по-прежнему жил в Москве, здесь и не пахло, а сама Ирочка по законам Израиля являлась русской согласно национальности матери. Бабулечка внимательно изучила бумаги, прикинула, что по программе верующих, желающих непременно жить на родине Христа, их теперь тоже не выпустят, и объявила:

– Будем выходить замуж.

– За кого? – Внучка испугалась.

– За израильтянина. – Бабуля оставалась невозмутимой. – А что? Чем они хуже наших? Может, даже лучше. И гражданство быстрее получишь, и кабинет свой открыть с мужем-израильтянином проще.

– Подумаю, – пообещала девушка, впервые в жизни не выразив безоговорочного согласия с любимой бабулечкой.

– Тут и думать нечего. Мысль отличная.

Через пару дней Ирочка признала, что мысль не так уж и плоха. В конце концов, ей уже почти двадцать пять, а опыта в общении с мужчинами как не было, так и нет, если не считать неловких и немного пьяных поцелуев с Борькой Штейном на выпускном. А замуж выходить надо. И детишек рожать. Да и уехать, в конце концов, тоже надо, потому что она ведь и надежда, и опора, и кровиночка.

Подали документы в брачное агентство. Бабулечка просматривала анкеты женихов, мама горестно качала головой и спрашивала: «А как же любовь?» Ниночка вообще считала происходящее забавной игрой. Она сдавала вступительные в училище и думала только о балансе, клоунаде и эквилибре.

Наконец из дюжины кандидатов были отобраны трое наиболее подходящих, по авторитетному мнению бабулечки. Ирочку на выездные смотрины теперь не выпустило бы посольство, а потому кавалерам было предложено посетить Москву (ясное дело, не одновременно).

Раньше других прибыл врач-гинеколог из Хайфы, чья анкета показалась самой приемлемой. Во-первых, Красное море не где-то, а у порога, а во-вторых, врач. С кем еще внучке искать общий язык, как не с коллегой? Работал он, правда, в больнице, но ведь можно и переориентироваться на частную практику. А с двумя частными кабинетами жизнь должна быть у молодых (молодому, правда, должно было стукнуть сорок пять) шоколадная.

Сладкое Ирочка никогда не любила. Видно, не зря. Гинеколог в первый же вечер надрался вдрызг, начал распускать руки и настаивать на том, чтобы Ира, на правах будущей жены, осталась в его номере. Девушка еле вырвалась и с гинекологией завязала. Не зря. Несостоявшийся жених трезвонил неделю, требуя вернуть деньги за билет и оплатить моральный ущерб за испорченный отпуск. Его испорченный отпуск не шел ни в какое сравнение с испорченным настроением Ирочки. Мама вздыхала, Ниночка смеялась, бабулечка не теряла надежды.

Прибыл второй жених – инженер из Тель-Авива. Пригласил в ресторан (недорогой), купил билеты в театр (правда, на балкон, но все лучше, чем шляться по улицам, как школьники), читал стихи Пушкина на иврите. Было не романтично, а смешно. Но смех еще никому не вредил. На прощание церемонно шаркнул ножкой и поцеловал руку. Девушка решилась пригласить жениха на смотрины. Явился: Ирочке – три гвоздички, потенциальной теще – коробку зефира, Ниночке и бабулечке – по скромной и бесплатной улыбке, как у работников фастфуда. В общем, скромненько, но без вкуса. Ладно, вкус можно и привить. Тридцать лет – это, конечно, не ребенок, но и не сорокапятилетний сексуальный маньяк с абсолютным отсутствием хороших манер. У этого – Якоба – с манерами все было очень даже прилично. Пользовался ножом, рот промокал салфеткой, изображал, а может, и испытывал искренний интерес к тому, что говорила бабулечка. Вернее, не говорила, а спрашивала. Отвечал спокойно, ничуть не смущаясь и не тушуясь.

– Я, конечно, предполагаю, что между Ирочкой и вами возникнут определенные чувства, – пафосно говорила та, – и для нее не будет иметь никакого значения то, о чем я вас сейчас спрошу, но для меня важно благополучие моей кровиночки. Так что, надеюсь, вы поймете и извините мое любопытство. Хотелось бы узнать, насколько твердо вы стоите на ногах?

Ирочка, заливаясь краской, переводила. Гость отвечал, не робея:

– Машина (б/у, конечно, но на колесах), квартира (не в центре города, зато пятикомнатная). – Тут щеки бабулечки порозовели.

Ниночка фыркнула и вышла из-за стола – приближался зачет по акробатике. Мама отправилась проверять у Алеши уроки, а Ирочка думала, что Борька Штейн позвонил вчера, спустя семь лет, как ни в чем не бывало, и объявил, что «в одной симпатичной клинике требуется не менее симпатичный врач-стоматолог». Зарплата, кстати, тоже обещала быть симпатичной. Девушка сказала, что собирается выходить замуж и уезжать. Борька сказал, что ему все ясно, и попросил перезвонить, если передумает. Теперь она размышляла, что бы это значило: передумает уезжать или выходить замуж? Хотя какая разница, если она не собирается передумывать ни того, ни другого. Но симпатичное место так и маячило перед глазами и казалось теперь более реальным, чем вожделенный, но все еще призрачный собственный кабинет в Израиле. Она так и витала в облаках, не заметив, как разговор за столом закончился и «жених» засобирался в отель.

– Я вызову такси.

– Лучше метро, – скромно опустил глаза Якоб.

– Тогда провожу до станции. – Ирочка скинула тапки.

– Ой! – всплеснула руками бабулечка. – Что-то мне нехорошо. Наверное, переела. Ты не могла бы остаться? – внучке. – Вы уж извините, – гостю.

– Конечно, конечно! – она – на русском, Якоб – на иврите.

Кавалер отбыл восвояси. Обеспокоенная девушка взяла в руки тонометр:

– Тебе плохо?

– Еще как. – Бабушка лихо вскочила со стула и принялась собирать тарелки. – Неужели не понимаешь, что тебя ждет с этим человеком?

– Экономит, конечно, не без этого. Но ведь нам не привыкать. Да и потом все в дом, разве не так? А дом, по-моему, неплохой.

– Неплохой? – Та с грохотом опустила обратно на стол блюдо с фаршированной рыбой, по скатерти бисером разлетелись ярко-розовые пятна соуса – не выведешь ни в жизнь.

– Большой. – Ирочка пожала плечами.

– Большой, – кивнула бабушка и, вздохнув, снова присела на стул. – Вот за этим большим домом ты и будешь смотреть. И, между прочим, не только за ним. Есть ведь еще и свекровь, которая является обязательным приложением к мужу.

– У всех есть матери.

– Точно. Только не всем надо попу подтирать.

– Бабушка! – Девушка не ожидала такой резкости. – Ты всегда говорила, что все в жизни бывает и судьбу надо принимать такой, какая она есть.

– Ирочка, детка, – бабушка немного успокоилась и принялась снова сгребать со стола посуду и угощение, – если бы речь о судьбе шла, я бы и слова не сказала. Вот встретила ты человека, полюбила и приняла со всеми его родственниками – это одно дело. А Якоба с его тремя гвоздичками через неделю возненавидишь. Что уж говорить о его мамочке? У тебя своя старуха имеется, нечего еще и чужих на себя взваливать!

Перед Якобом извинились и отправили восвояси. Бабулечка вернулась к страданиям, на которые никто, кроме старшей внучки, внимания не обращал. Мама с отчимом уехали в санаторий, Ниночка училась ходить по канату, Ирочка отправилась с повинной к Борьке Штейну. На работу приняли без оглядки. Оклад предложили сразу такой, что сапоги в витрине нового универмага из разряда несбыточных желаний сразу перепрыгнули в категорию обязательных покупок. К мечтам же (и вполне реальным) добавилась дубленка и летний отдых на море.