Пациент - Джаспер ДеВитт

А: Ясно. И это она оставила эти отметины у тебя на руках?

Д: Да. Я пытался закрыть лицо, чтобы ее не видеть. Она сдернула мои руки с лица и пальцами открыла мне глаза.

А: А зачем она это сделала?

Д: Ей нравится, когда мне плохо. Поэтому и не дает заснуть.

А: В каком это смысле?

Д: Она ест плохие мысли.

– Ответ все время находился здесь. – Доктор А. с некоей мрачной зачарованностью уставился на магнитофон. – Я просто не уделил этому достаточно внимания. Джо тогда хотел сообщить нам, что подвергался сексуальному насилию. Он описал ощущение того, что его удерживает и насилует его собственный отец – в контексте чудовища, у которого есть все атрибуты взрослого человека, насилующего маленького мальчика. Он даже дал нам ключ к тому, что его отец – садист, поведав нам о том, что это чудовище питается дурными мыслями, а это, несомненно, наводит на мысли о садисте, ловящем кайф и от душевных мучений, которые его собственная жестокость причиняет маленькому ребенку. Больше того, изначальная пассивность Джо, а в дальнейшем и его повышенная внушаемость при обзывании плохими словами вполне соотносится с поведением ребенка, подвергавшегося жестокому обращению до и после проявления у него симптомов острого психоза.

Доктор А. вздохнул. Теперь он обращался больше к себе самому, чем ко мне.

– Естественно, для нас по-прежнему остается загадкой, почему Джо начал имитировать поведение отца, когда был госпитализирован вторично. Однако на этот счет у нас есть заключительный отрезок записи.

А: Ясно. Ну что ж, в таком случае, по-моему, я знаю, как от него можно избавиться.

Д: Правда?!

А: Да. Если это чудище ест плохие мысли, тогда я хочу, чтобы у тебя были только хорошие мысли, когда оно появится.

Д: Да как у меня это выйдет? Оно же страшное!

А: По-моему, оно просто хочет, чтобы ты думал, будто оно страшное. Но знаешь что? Это совсем не так. Это просто твое воображение. Знаешь, что такое воображение?

Д: Типа да.

А: Тогда ты в курсе, что это просто часть тебя, в которой возникают всякие мысли. Иногда хорошие, иногда страшные. Но, Джо, даже если твои мысли кажутся страшными, это все равно только твои собственные мысли. И твое воображение не может пугать тебя ими, пока ты сам ему этого не позволишь.

Д: Выходит, я могу этим управлять?

А: Именно так, Джо.

Д: А откуда вы знаете?

А: Вообще-то это моя работа. Я почти как волшебник, только мое могущество в том, чтобы не давать людям чего-нибудь бояться. Вот почему люди приходят сюда – чтобы больше ничего не бояться. И знаешь, что, Джо? Все эти люди испытывают страх только из-за собственных мыслей. Из-за тех частей себя, которые они не могут контролировать.

Д: Ого!

А: Да. А теперь, я ничуть не сомневаюсь, что ты уже большой мальчик и в кровать больше не писаешься, так ведь, Джо?

Д: Еще чего! Дык!

А: Так вот, писаться в постель и воображать себе чудовищ – это примерно одно и то же. Это просто часть тебя, которой ты сам позволил выйти из-под контроля.

Д: Ха, смешно: чудовище – это мое пи-пи!

А: Не совсем. Но и то и другое ты можешь контролировать, поскольку они – это часть тебя самого, Джо. А теперь: по-прежнему ли это чудовище кажется тебе таким уж страшным?

Д: Нет! Я просто пугаю сам себя. И я собираюсь сказать ему, что оно больше не пугает меня, когда в следующий раз его увижу!

Доктор А. остановил пленку, и по нему было видно, что эти последние моменты дорого ему стоили – вид у него был окончательно изможденный.

– Вот потому-то я никогда и не сдамся. – Его голос звучал едва ли громче обычного шепота. – Поскольку думаю, что в своей самонадеянности сам и создал проблемы, которые у него сейчас. Почти что уверен, что в промежутке между двумя первыми сеансами, из-за того, что я ему сказал, Джо перешел от веры в то, что он – лишь цель чудища, которое живет в человеческих психозах, к вере в то, что он сам это чудище. Только подумай, какой эффект это могло произвести на ребенка, ставшего жертвой сексуального насилия! Такие дети и без того уже на пороге диссоциации[35]. То, что я сказал Джо… это могло просто подтолкнуть его к полномасштабному диссоциативному расстройству личности, поскольку мысль о том, что он сам ответственен за насилие над ним, могла оказаться просто невыносимой. Так что он создал себе вторую личность-«чудовище», чтобы переложить на нее вину за имитацию того садизма, который проявлял по отношению к нему его отец. А поскольку тогда мы этого не разглядели, теперь… теперь эта личность-«чудовище» обрела настолько полный контроль над его психикой, что его разум и поведение начали адаптироваться к удовлетворению ее воображаемых нужд. Даже просто считать, что ты какое-то там чудовище, и без того достаточно плохо, поскольку это делает тебя чистейшим садистическим психопатом за всю историю психиатрии. Но в нашем случае все гораздо хуже. Это конкретное чудовище искренне убеждено, что ему нужно постоянно иметь доступ к чьим-то дурным мыслям, чтобы выжить, – примерно так, как ты или я нуждаемся в еде. В результате механизм эмпатийного понимания Джо эволюционировал таким образом, чтобы буквально за секунды после встречи с каким-то другим человеком четко определить, что может выступить для того в качестве наиболее эффективного триггера психоза.

И не только психоза – по причине его сохранившейся внушаемости он способен вызывать по собственному желанию и другие формы мучений. Иными словами, его бредовые представления настолько сильны, что каким-то хитроумным образом придали его разуму способности, недоступные никакому человеческому разуму. А теперь: безусловно, вполне может быть и так, что все те люди, которые уверяют, будто он пробуждает у них наихудшие воспоминания и самые жуткие их страхи, и сами в чем-то параноики или же могли попросту забыть, что каким-то образом раскрыли ключевые подробности в его присутствии. Но даже если это так, нельзя отрицать одного: он развил в себе способность провоцировать людей на самоубийство в качестве защитного механизма – во многом таким же образом, как его изначальная личность «умерла», чтобы уступить место личности-«чудовищу». И это прекрасно у него получалось. До настоящего момента.

Захлопнув папку, доктор А. опять посмотрел на меня, буквально ввинчиваясь в меня взглядом.