Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

После вводного совещания в кабинете у Тима я села за свой стол. Был первый день моей работы, и мне предстояло еще многое узнать. Джек показал мне документы с описанием московских операционных площадок и посоветовал внимательно изучить их, прежде чем осторожно осмотреть все те площадки, которые окажутся рядом с моей новой квартирой, когда я туда перееду. Джек также рассказал мне, что запланировано на следующий день, 7 ноября, годовщину Октябрьской революции, в честь которой в городе устраивали парад. Я наконец оказалась в Москве, готовая столкнуться со всеми трудностями, о которых мы говорили в штаб-квартире, только уже не в теории, а на практике.

Мне хотелось разузнать по поводу квартиры и съехать из гостиницы “Пекин”. Джек пояснил мне порядок действий. Мне нужно было встретиться с Галей, чтобы меня включили в список на покупку автомобиля “Жигули” — советского четырехдверного седана, сделанного по образцу “Фиата”. Помимо составления этого списка, Галя отвечала за большую часть услуг, оказываемых сотрудникам посольства. Ходили слухи, что она была старшим офицером КГБ в посольстве и отчитывалась напрямую перед КГБ. За это ей полагались особые привилегии: более высокая зарплата и собственная квартира, дверь которой якобы была обита кожей.

Чтобы уладить все формальности, Кейт вызвалась познакомить меня с американкой Элеанор, работавшей ассистентом в административном отделе посольства и занимавшейся всеми делами персонала. На мой взгляд, она была самым отзывчивым человеком во всем посольстве. Я по сей день помню, как была благодарна ей за то, что она нашла время объяснить мне важные практические вопросы повседневной московской жизни.

Элеанор привела меня в посольский магазин, который находился в подвале. Бросив взгляд на прилавок, я увидела, что там продавался всевозможный крепкий алкоголь, американские сигареты и датское пиво “Карлсберг”. Цены были вполне приемлемыми. Остальные товары, лежавшие на стеллажах, тянувшихся вдоль древних каменных стен длинного, тускло освещенного коридора, были невероятно дороги. В цену закладывалась стоимость доставки товаров из США. Именно поэтому каждому из нас позволялось отправить девятьсот килограммов консервированных и сухих продуктов вместе с личными вещами, что помогало нам нивелировать дороговизну жизни в Москве. Советы также грабили иностранцев, устанавливая непомерный курс для обмена наших свободно конвертируемых долларов в Москве. Нам приходилось обменивать выписанные в американских долларах чеки на рубли в кассе посольства по официальном курсу, который в то время составлял 2,5 доллара за рубль. На черном рынке давали 0,5 доллара за рубль, или за мягкий рубль, как его называли в противовес твердому рублю, который нам приходилось покупать.

Овощей — хоть свежих, хоть замороженных — на московских рынках было мало, особенно зимой. В первую зиму я сходила на рынок неподалеку от своей квартиры и купила кочан капусты, квашенной в бочке с рассолом. Больше я ее не покупала, потому что вонь этого протухшего, полусгнившего кочана стояла в моем холодильнике и во всей квартире не одну неделю. В тот же раз на рынке я увидела, как мясник продает коровий мозг прямо из черепа. Я поверить не могла своим глазам. Поскольку спрос на белки и жиры был очень высок, коровью голову поставили на прилавок, череп вскрыли, а мозг продавали на развес. Ничего противнее я не видела ни на одном рынке, хотя мне казалось, что на Дальнем Востоке я повидала все мерзкие продукты. И мозг, и жир из желудочков были богаты белками и использовались в зимних супах вместо свежего мяса, которое было в дефиците.

В мою первую зиму из США пришла большая поставка замороженных продуктов, которые привезли на грузовике из европейских продовольственных магазинов. Ящики с замороженными овощами и соками рассортировали и поставили на мороз во дворе посольства. Мы с Кейт пошли посмотреть на ценные товары. Советские работники посольства велели нам записать на планшетах, сколько нам нужно каждого из продуктов, не превышая при этом лимит на домохозяйство. Закончив работу в тот день, я забрала свои ящики, гадая, что советские работники думают о нас с нашими овощами. Вероятно, они завидовали нам по-черному.

Время от времени в Москву из Германии прилетал грузовой самолет американского посла. Как правило, это случалось перед большими приемами, когда американцы хотели удивить советских гостей необычным угощением. На самолете привозили достаточно продуктов для приема, а также небольшое количество на продажу работавшим в посольстве американцам. Для нас наступал большой день, когда мы могли купить свежие зеленые перцы, помидоры, всевозможные цитрусовые, салат, а иногда и авокадо — и все по приемлемым ценам. Со временем я так наелась салата коул-слоу и изголодалась по салатным листьям, что стала заказывать их из универмага “Стокманн” в Хельсинки, продукты откуда раз в две недели доставляли в посольство. За килограмм салата айсберг (или два небольших кочана) мне приходилось платить грабительские по тем временам девять долларов, но я готова была баловать себя.

В обеденный перерыв Элеанор должна была сходить домой, чтобы покормить свою дочку Кимберли, которая еще не ходила в школу. Я встретилась с Кейт, и она предложила мне пообедать в кафетерии, низком здании без окон, находившемся во дворе. Каждый день в кафетерии было новое обеденное меню, но со временем стало понятно, что в ротации не так уж много вариантов. Нам регулярно предлагали гамбургеры с картошкой фри, бутерброды с сыром, пиццу, суп, салат летом и, конечно, ежедневный коул-слоу зимой. Еда была довольно дорогой и незамысловатой, но вкусной. Я быстро узнала, что могу найти большинство этих блюд в московских ресторанах, где они стоили в разы дешевле.

Посещение ресторана редко доставляло нам удовольствие. Нам приходилось заранее заказывать столик через советских работников посольства. Затем, имея при себе необходимый документ о бронировании, одобренный советским государственным учреждением под названием Управление по обслуживанию дипломатического корпуса, или УпДК, мы приходили в ресторан, миновали длинную очередь из советских граждан, которая тянулась снаружи, и сквозь стекло в двери показывали бумагу УпДК старшему официанту. Он недовольно позволял нам войти. Большей части блюд из меню в наличии не было — мы то и дело слышали: “Нет, нет, нет”. Мы спрашивали, что же все-таки есть, и соглашались на предложение официанта. Блюда редко бывали вкусными или хотя бы аппетитными, но стоили неизменно дорого.

К счастью, в первый день Кейт пригласила меня к себе на вечеринку по случаю советского праздника, который отмечался на следующий день. Обрадовавшись, что мне не придется весь вечер сидеть в гостинице, в шесть часов я вместе с Кейт отправилась в ее маленькую однокомнатную квартиру, чтобы мы успели подготовиться к приему гостей. На вечеринке я познакомилась со множеством новых людей, но не смогла запомнить все имена. Впоследствии я выучила, как зовут почти всех сотрудников посольства.

Связисты работали посменно, поэтому к Кейт пришли только те, кому не нужно было выходить на смену вечером. На вечеринку заглянули и свободные морпехи. Тем вечером я познакомилась с несколькими незамужними женщинами, которые стали моими близкими подругами. Кто-то принес с собой маски Никсона и Киссинджера, породившие немало забавных комментариев о текущих событиях. Признаюсь, я не смогла отказать себе в удовольствии спародировать Киссинджера. Мне сказали, что я стану звездой московских вечеринок. У Кейт я не только познакомилась со множеством новых коллег, но и поужинала, а значит, вечер удался. После вечеринки меня подвезли до гостиницы — путь был неблизкий, особенно по холодным и темным улицам после трудного первого дня.