Бега - Юрий Алексеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 51
Перейти на страницу:

— Ни-ни! — хором откликнулись Лаптев и Клавдии, а Стасик ничего не сказал. Он думал о другом: «Где? У кого сейчас „Голубой козел“?..»

Когда Бурчалкин вышел на набережную, он различил еле слышный прощальный гудок «Адмирала Ушакова». На пустом, обдуваемом ветерком берегу шушукались газетные клочья. Над волнами рыскал прожектор.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Ряженые
Бега
Глава XV Комплекс Кытина

— Где Белявский? Вы не видели Белявского?

Автор незабвенного фельетона про «„Аль-Капонэ“ из Сыромятного переулка» Виктор Кытин, большелицый и приземистый, шел по редакции, заложив руки за спину и сгорбатившись, будто передвигался на беговых коньках. Это означало, что дела у него плохи и Белявский нужен ему позарез. Кытина всегда одолевали либо звонкая фонтанирующая радость, либо мировая скорбь. Если его командировали куда-нибудь в Куеду, он носился по редакции козлом и намекал, что поездка — знак особого к нему, Кытину, расположения редактора и признание его, кытинских, заслуг перед газетой. Но стоило ему прослышать, что где-то в журнале «Антрацит» сокращают штаты, как он сразу становился на коньки и, мешая работать, нудел:

— Что же это, братцы, делается? А у нас кто на очереди, а? Ведь все, что у меня есть, — это Омар Хайям, любимая работа и комплекс неполноценности…

Голос Кытина слабел и падал до шепота. О комплексе он вызнал из медицинского ежегодника «Мепталидад бруталь» и теперь крепко за него держался.

Комплексом Кытина в редакции, как это бывает, не злоупотребляли; Виктора даже где-то жалели, но жалели ущербно и снисходительно, как некрасивую разведенную женщину, претендующую на лавры Клеопатры. Такое жестокое сочувствие только тяжелило неполноценное сердце, и Кытин готовил в душе мстительный реванш. Автор сорока семи непринятых и тридцати отвергнутых рассказов, Кытин отчаянно метил в литераторы.

— Ничего, Виктор, Бальзака не печатали до пенсионного возраста, — мягко успокаивали в газете.

Бега

Виктор слушал и мрачнел. До пенсии было далеко.

Скорописью он быстро превзошел Дюма и опостылил в редакции своими сочинениями. Сотрудники «Художественных промыслов» стали его избегать. Тогда он начал зачитывать рассказы пришлым активистам, рабкорам и пойманным в отделе писем жалобщикам. Жалобщикам рассказы нравились. Кытин их где-то понимал. И все равно радовался.

— Приветик! — сказал он Роману Бурчалкину, появившись в отделе культуры и быта. — Ты, старик, не видел случайно Белявского?

— Да где-то тут болтался, — сказал Роман. — Загорел бродяга, как лодочник, и врет еще больше прежнего. Просто уши вянут.

— Зачем ты говоришь «врет»? — заволновался о чем-то своем Виктор. — Просто у него не все сразу получается. А ты с ходу «уши вянут». Ты, Бурчалкин, стал такой въедливый, что тебе пора просто «Роман Бур» подписываться. Честное слово! Кстати, оно эффектней, короче и ко времени… А то, не дай бог, спутают: слыхал, как Сипун разделал твоего однофамильца из Янтарных Песков?

— Еще бы! — сказал Роман. — Такой шум вокруг этого, что до сих пор в ушах звенит.

А звон был поднят действительно большой.

Когда Агап Павлович Сипун лично выловил в Янтарных Песках «гладиаторов XX века» и представил их как злостных символистов на страницах «Южной здравницы», на эстрадной бирже начался бум. Подобной ажиотации тут не было давненько. Конферансье Лесипедов и его подельник Нешуйский продали с молотка пьесу «Накипь», три музыкально-эксцентрических обозрения и девять клоунад. В субботу вечером они уже торговали репризами и подписями под моментальными карикатурами.

Собратья по оружию от них не отставали. Разбойный эстрадный цех содрогался от грохота молотков и веселящих сердце криков: «Раззудись, плечо — куй, пока горячо!»

С понедельника цеховой товар потоком хлынул на потребителя. «Гладиаторов» бичевали в семь хвостов. Их грызла изголодавшаяся по свежатинке эстрада, клеймила вечерняя газета, поносила радиопередача «Смейся, дружок».

Последним подключился заподозренный в безыдейности цирк шапито. Это было ужасно. На манеж выкатились босые коверные в абстрактных панталонах и, взрывая опилки бледными ногами, стали лаять на воздушную гимнастку. Гимнастка парила под самым куполом в белом кальсонном трико и олицетворяла собой, как говорилось в программке, «высокое искусство».

Кампания набирала силы. Ставший во главе очистительного похода Сипун побывал у министра художественных промыслов и наскальной живописи, после чего записал в «гладиаторы» всех своих врагов, в том числе Потанина, а заодно и соседа по даче, не желавшего чинить на паях забор.

Вскрикивая «чур меня, чур!», сосед побежал за тесом.

— Тут разве глухой не услышит, — повторил Кытину Роман. — А Стасик Бурчалкин как-никак мой младший брат.

— Иди ты?! — Кытин ухнул, будто свалился в прорубь, и всплеснул руками. — Брат?!. Вот это номер! Ха-ха! Но молчу, молчу, как Аскольдова могила, — он приложил для убедительности палец к губам. — Кытин выше этого. Кытин за товарища на рельсы ляжет.

С этими словами он убежал, но через секунду его лохматая голова снова показалась в дверях:

— На любые рельсы, ты понял?

Все еще гордясь только что найденным образом, Кытин проскочил лестничную клетку, но вдруг застопорил и втянул голову в плечи… Навстречу ему шел завхоз Сысоев с гвоздем в зубах. Гвоздь торчал, как сигара, и яснее ясного говорил о перемещениях в области культуры или печати. Дело в том, что по указанию зам. главного редактора Яремова в редакции были вывешены портреты выдающихся деятелей в области искусства и художественного слова. Согласно диалектике, руководящие культурой деятели менялись. И Сысоев узнавал об этом почему-то в первую очередь. На глазах шептавшихся сотрудников он с нарочитой важностью снимал со стены погашенный волей жребия портрет и вешал на его место новый. Откуда брались точные знания, по какому каналу Сысоеву все это сообщалось — было тайной из тайн. Нервный Кытин на пари обшарил стол завхоза в надежде открыть потайной телефон, но нашел лишь обмылок семейного мыла и кусочек дырчатой пемзы. Сысоев остался неразгаданным, и его фигура вызывала у Кытина нехорошее предчувствие. Вот и теперь он глядел на гвоздь, и шальная мысль, что всякое перемещение пробуждает деятельность, а деятельность неизбежно связана с сокращением штатов, — эта мысль опустила неполноценное сердце к желудку: «Что же это делается? А?!»

Кытин сник и заковылял по отделам, жалуясь на жестокость века вообще и свою беззащитность в частности. При этом он совершенно непроизвольно сообщал, что Роман Бурчалкин брат того самого «гладиатора» из Янтарных Песков.

Впопыхах он и сам не заметил, как оказался в кабинете зам. главного редактора Яремова, где взгрустнул особенно остро и про Бурчалкина доложил особенно нехорошо.

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 51
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?