Черная корона - Галина Владимировна Романова

— Но как тот человек, который звонил, мог знать о нашем с тобой разговоре насчет развода? Ты же буквально перед уходом проговорил, и тут же кому-то становится об этом известно. И еще… — Она очень внимательно следила за ним в этот момент, очень. — Почему Татьяна все отрицает? Она же сама принесла мне трубку, сказав, что звонишь ты. Что ты хочешь порадовать меня тем, что благополучно добрался… А следователю она сказала, что ты не звонил. А зафиксированный телефонной станцией звонок был сделан ее родственницей. Как ты это объяснишь?!

— Я-то тут при чем?! Чего ты пристала ко мне?! К ней и приставай! И вообще… — Тут он глянул на нее привычным ледяным взглядом, способным поставить на место сдвинутую землетрясением гору, не то что ее. — Выйдешь из больницы — будем всерьез думать о твоем здоровье. Что-то и впрямь не в порядке с твоей головой. Зря я, наверное, бил тебя все это время. Что-то с твоими мозгами случилось однозначно.

Черешнев потом еще не раз намекал ей на то, что она сдвинулась. Говорил с ней ласково, как с больным ребенком. Уговаривал не капризничать и согласиться на обследование. Все гладил по голове, упакованной в кокон из бинтов, пытался даже кормить с ложечки — это когда кто-то из медперсонала присутствовал в палате и мог умилиться, глядя на его неуклюжие попытки поухаживать за больной супругой.

И вдруг все изменилось. Изменилось после последнего визита следователя Калинкина. Что уж он сообщил Черешневу, осталось тайной за семью печатями, но к ней в палату супруг влетел, как ведьма на метле.

— Суки!!! — разбрызгивал он слюни, прыгая по палате, как блоха. — Ментовские жалкие суки!!! Много понимать стали!!! Ничего, найду управу.

— Что случилось, Игорь? — осмелилась она задать ему вопрос.

Все предыдущее время он был ласков с ней и заботлив. Называл милой, любимой и единственной. Суетился, окружал заботой, вот она и осмелела. Какого же было ее удивление, когда Черешнев в ответ на ее вопрос рявкнул в своей обычной манере:

— Закрой пасть, идиотка! Что случилось, что случилось!.. Не твоего куцего ума дело, поняла! Лежишь тут и лежи, пока соблаговолю тебя домой забрать. Вот навязалась на меня, кукла чертова!

Пробыл недолго и вскоре ушел, и с тех пор больше не заявлялся. А завтра уже ее выписывают. Придется ехать домой, жить там, смотреть в его налитые холодной, хорошо обузданной яростью глаза. Наблюдать за их отношениями с Татьяной. Хотя теперь, может, этот цирк уже и не имеет смысла? Теперь, когда все попытки Черешнева сотворить что-то страшное с диким треском провалились.

— Приходи ко мне в гости. Знаю, что жить там ты не захочешь. — Марина с печалью вздохнула. — Приходи, Влада. Поговорить ведь даже не с кем. И возвращаться уже тоже некуда. Идиот-то мой такую же алкашку привел. Пьют, соседи говорят, на пару теперь. Придешь?

— Да, конечно.

Влада кивнула. Она теперь не станет ни от кого прятаться. Будет делать все, что захочет. И в центр непременно сходит, прямо послезавтра и сходит. И милого Удальцова навестит. Не успел он, интересно, переехать в отремонтированную квартиру? Если и успел, он собирался навещать свой дом. И они еще непременно встретятся. Непременно…

— Следователь посоветовал на тебя, на суку, заявление в прокуратуру написать, — прошептал ей на ухо Черешнев, делая вид, что целует ее в шею. — Стой, тварь, не дергайся! В окна полбольницы высыпало. Представление станешь устраивать?! Я его тебе дома устрою!

— Только попробуй, гад! — так же тихо, но внятно прошептала Влада в ответ, улыбаясь подрагивающими губами.

— Да-а-а?! И что же ты сделаешь мне, сучка?!

На глазах умилившихся до слез врачей и медсестер, облепивших больничные окна, будто мухи, Черешнев бережно свел ее со ступенек. Осторожно, будто хрустальную, посадил на заднее сиденье машины. И только захлопнул за собой переднюю дверцу, тут же понес:

— И что ты сделать мне можешь, гадина?! Вот пригрел на груди, вот пригрел!!! Я же тебя на цепь посажу в подвале! И ни одна живая душа о тебе не вспомнит, ни одна! Бабка твоя на старости лет в любовь ударилась. А больше ты никому не нужна! Ах да, совсем забыл! У тебя же теперь покровители имеются из реабилитационного центра для глупых баб! Так мы эту богадельню вмиг прикроем, если захотим. И того парня, что живет неподалеку, можем очень серьезно прижать и создать такие неприятности… Кстати, ты знала, что он бросил свою жену из-за ногастой шалавы и супруга его, не смирившись с подлой изменой, бросилась под электричку? Нет?! Так знай, дура набитая, с кем связалась! С подлецом ты связалась, сука подзаборная!!!

Влада горько усмехнулась.

Ну, хоть с одним стало ясно. Это Черешнев устроил за ней слежку, послав по ее следу того безликого парня в клетчатой кепке. Алена была сама по себе. А парень тот работал на Черешнева. Отсюда и такой кладезь информации. Все ведь узнал! Все буквально. А про Удальцова даже больше, чем ей хотелось бы.

— Нашла себе утешение, нечего сказать! — продолжал надрываться Черешнев в праведном гневе. — Он же ходок, он повеса, а ты ему сопли в жилетку вздумала лить! Вот дура, вот дура!

Он снова и снова изрыгал из себя гадкие ругательства, восстанавливая по ходу все ее передвижения по городу в последние несколько месяцев. В голове стучало, ухало и переворачивалось. Врач не велел нервничать, говорил, что это вызовет непременные головные боли, и даже снотворного ей выписал и антидепрессантов еще. Рекомендовал попить их первое время. И еще не нервничать. А разве это возможно?!

— Игорь! Игорь!!! — Она с силой сдавила разрывающиеся от боли виски. — Я прошу тебя, замолчи!

— Что?! Не нравится слушать правду?! Глаза очень сильно режет?! На сторону намылилась?! Да что ты станешь делать без меня, идиотка? Развод ей нужен! С Удальцовым жить наладилась? Так я ему скажу, как ты с другом моим однажды порезвилась. И покажу ту самую фотографию. Пускай он посмотрит и сделает выводы… Проститутка дешевая!

— Если ты это сделаешь… Если ты это сделаешь…

Однажды она как-то заговорила с ним о разводе. Пыталась уговорить его, дать ей свободу и хоть немного денег. А Черешнев в ответ указал ей на порог и на рваные тапки за ним, в которых Татьяна развешивала белье на заднем дворе.

— Уйдешь с котомкой и в этих рваных тапках, а чтобы неповадно было…

Этим же вечером ей в кофе подсыпали какую-то дрянь. Как она отключилась, Влада не помнила. И утром чувствовала себя отвратительно. Но когда, гадко ухмыляясь, Черешнев показал ей несколько снимков, на которых она голой лежала в объятиях незнакомца, ей просто расхотелось жить.

И теперь он собирался показать эту мерзость Удальцову?!

— Если ты это сделаешь, Черешнев, я тебя убью!

Она закричала это слишком громко. И он услышал, конечно же. И вдарил по тормозам, а потом ударил ее по губам. Не очень больно, наотмашь ладонью, но Влада тут же почувствовала во рту знакомый солоноватый привкус крови.

— Ненавижу тебя, Черешнев! Ненавижу!!! — зашептала она исступленно, заплакав. — Хоть бы ты сдох! Хоть бы ты сдох поскорее!!!