Одураченные случайностью. О скрытой роли шанса в бизнесе и в жизни - Нассим Николас Талеб

Тенденция «влюбляться» в позицию. Говорят, что плохой тренер скорее разведется с женой, чем закроет свою позицию. Быть преданным идеям вредно для трейдеров, ученых, да и всех остальных.

Тенденция менять свою историю. Некоторые становятся «долгосрочными» инвесторами, когда теряют деньги, переключаясь между трейдером и инвестором, чтобы соответствовать последней прихоти Фортуны. Разница между трейдером и инвестором заключается в длительности и размере их вложений. В долгосрочных инвестициях нет ничего плохого, если изначально не было расчета на краткосрочные спекуляции, — многие люди становятся долгосрочными инвесторами после того, как получат убытки, отрицая ситуацию и откладывая решение продавать.

Отсутствие точного, заранее разработанного плана игры (что делать в случае возникновения убытков?). Они просто не предполагали, что все может сложиться так. Оба после резкого падения рынка покупали еще больше облигаций, а не действовали в соответствии с заранее разработанным планом.

Отсутствие критического мышления, выражающееся в отсутствии пересмотра своих взглядов и отказе давать распоряжения «стоп-лосс»[34]. Трейдеры со средним интеллектом не любят продавать, когда «потенциал роста стоимости только увеличивается». Карлос и Джон не допускали мысли, что, возможно, их метод определения стоимости неверен; скорее они считали, что рынок не в состоянии под него подстроиться. Они могли даже оказаться правыми, но не делали никаких скидок на возможное наличие изъяна в своих методах. Если говорить об этих изъянах, то позже мы увидим, что Джордж Сорос анализирует свои неудачные результаты только после предварительной проверки самих аналитических процедур.

Отрицание. Когда получены убытки, нет адекватного восприятия произошедшего. Цены на экране перестают быть реальными и уступают место некоторой абстрактной «стоимости». В классическом режиме отказа звучит обычная версия: «Это лишь результат ликвидации позиций, вынужденная распродажа». Карлос и Джон последовательно игнорировали сигналы из реального мира.

Как могли трейдеры, совершившие буквально все перечисленные в этой книге ошибки, стать столь успешными? Из-за простого принципа, связанного со случайностью. Это лишь проявление ошибки выживаемости. Мы склонны считать, что трейдеры успешны потому, что они хорошие трейдеры. Возможно, мы ставим причинно-следственную связь с ног на голову: мы считаем их хорошими, потому что они зарабатывают деньги. Можно делать деньги на финансовых рынках исключительно благодаря случаю.

Оба — и Карлос, и Джон — принадлежат к классу людей, получающих выгоду от рыночного цикла. Дело не только в том, что они работали на «правильных» рынках. Дело в том, что в стиле каждого была особенность, которая хорошо соответствовала свойствам ралли, происходившего на их рынках в ходе всей этой истории. Они «покупали на откатах рынка». Так оказалось, и теперь это стало понятно задним числом, что подобная тактика в период с 1992 года по лето 1998-го была наиболее прибыльной на тех определенных рынках, на которых специализировались два наших трейдера. Большинство имевших эту привычку в течение указанного периода истории доминировали на рынке. Они набирали очки и заменяли тех людей, которые, возможно, как трейдеры были лучше них.

Наивная эволюционная теория

Истории Карлоса и Джона иллюстрируют то, как плохие трейдеры имеют кратко- и среднесрочные преимущества выживания относительно хороших трейдеров. Далее мы приведем аргумент более высокого уровня обобщения. Нужно быть незрячим или глупым, чтобы отрицать дарвиновскую теорию естественного отбора. Однако простота концепции привела некоторых дилетантов (и небольшое количество специалистов) к слепой вере во всеобъемлющий и непогрешимый дарвинизм во всех областях, включая экономику.

Биолог Жак Моно пару десятков лет назад с горечью констатировал, что все считают себя экспертами по эволюции (то же самое можно сказать по поводу финансовых рынков). С тех пор все стало только хуже. Многие дилетанты полагают, что растения и животные движутся к совершенству по дороге с односторонним движением. Переводя эту идею на уровень социологии, они верят, что компании благодаря конкуренции (и регулярному выпуску квартальных отчетов) необратимо движутся в сторону улучшения. Сильнейшие выживут, слабейшие вымрут. Что касается инвесторов и трейдеров, они считают, что надо дать им конкурировать, и тогда лучшие будут процветать, а худшим придется искать другое ремесло (добычу газа или стоматологию, и так бывает).

Все не так просто. Мы не будем говорить о главной ошибке в применении идей Дарвина, заключающейся в том, что организации не воспроизводятся, как живые существа в природе: дарвинистские идеи — о воспроизводстве, а не о выживании. Как и все в этой книге, проблема вытекает из фактора случайности. Зоологи обнаружили, что, как только он вводится в систему, возникает неожиданный результат: то, что казалось эволюцией, может стать отклонением и, возможно, регрессом. Например, Стивен Джей Гулд[35] (которого обвиняют в том, что он скорее популяризатор, нежели истинный ученый) нашел достаточно подтверждений так называемого генетического шума, или отрицательных мутаций, чем вызвал ярость некоторых коллег (он зашел со своей идеей немного дальше, чем следовало). Разразились научные дебаты, восстановившие против Гулда его коллег, таких как Докинз, которые считались в своей среде знатоками математики случайности. Отрицательные мутации — это черты, которые выживают, несмотря на то что они хуже с точки зрения воспроизводства рода, нежели замещаемые ими черты. Однако нельзя ожидать, что они сохранятся дольше, чем в течение нескольких поколений (в рамках явления, которое называется «временное агрегирование»).

Однако еще более удивительные вещи начинаются тогда, когда случайность меняет форму, как в случае изменений режима. Изменением режима называется ситуация, когда все характеристики системы меняются настолько, что становятся нераспознаваемыми для наблюдателя. Приспособляемость в понимании Дарвина применима к видам, развивающимся в течение очень долгого времени, а не наблюдаемым на коротком интервале, — время устраняет многие эффекты случайности. Как говорится, в долгосрочной перспективе все (я читаю — «шум») приходит к балансу.

Мир, в котором мы живем, не улучшается непрерывно, этому мешают внезапные редкие события. Да и вообще ничто в жизни не движется непрерывно. Вера в непрерывность укоренилась в науке еще до начала XX века. Считалось, что природа не делает скачков (люди цитировали мудро звучащее латинское выражение Natura non facit saltus). Изначально его приписывали ботанику Карлу Линнею, жившему в XVIII веке, который, очевидно, был совершенно неправ. Оно использовалось еще Лейбницем как обоснование дифференциального и интегрального исчисления, поскольку ученый верил, что вещи непрерывны независимо от разрешения, при котором мы их рассматриваем. Как многие красиво звучащие утверждения из разряда «это имеет смысл» (непрерывное движение идеально с точки зрения ума), оно оказалось совершенно неверным, что подтвердила квантовая механика. Теперь известно, что чрезвычайно малые частицы вещества переключаются (дискретно) между состояниями, а не скользят между ними.