Нечестивец - Шеннон Дрейк

— Что еще, мисс Монтгомери?

— Дайте мне досказать, лорд Стерлинг, если уж вы так настаиваете! Трудно сказать, чего я не сделаю ради Тристана Монтгомери. Он спас меня, не ожидая ничего взамен. Многие годы отдавал мне лучшее из того, что у него было. Так что я поучаствую в вашей головоломной пьесе. Я сыграю свою роль как нельзя лучше, чтобы развлечь вас. Я буду вести себя так, как вы хотите, и пойду за вами, куда прикажете. Но я не желаю больше разделять с вами трапезу в этом доме, если вы продолжаете считать, что я сужу о людях по их внешности, как бы ужасна она ни была. Так вот, вы производите впечатление чудовища, но не лицом!

— Прелестная речь, — произнес он совершенно равнодушно — во всяком случае, Камилла не могла понять, что он чувствует.

— Ваша подозрительность и жестокое обращение с людьми делают вас невыносимым чудовищем. И если вы желаете, чтобы я сотрудничала с вами, то должны прекратить всякие инсинуации и отбросить подозрения относительно меня.

Он стремительно шагнул к ней, и она едва не отшатнулась. Похоже, он готов был выместить на ней всю накопившуюся злобу. Камилла поняла, что он постоянно подавлял в себе вспышки ярости, токами пробегавшей по его жилам.

Он обошел ее, скрестив руки на груди, и, завершив круг, произнес:

— Присядьте, Камилла, прошу вас.

Она повиновалась. Не потому, что он попросил ее, а потому, что боялась, как бы колени ее не подкосились.

Граф наклонился к ней, положив руки на подлокотники ее кресла. Она почувствовала аромат душистого мыла и одеколона, слабый запах кожаной одежды и хорошего табака. На нее хлынула глубокая синева его глаз, и ровное тепло его тела окутало ее.

— Что такое? — едва вымолвила она.

— У меня есть имя.

— Лорд Стерлинг, граф Карлайл.

— Брайан. Прошу, зовите меня так.

Она сглотнула слюну:

— С удовольствием, если…

— Если? Еще условия? Так кто же здесь угрожает и подкупает?

— Прекратите ваши чудовищные выходки!

Брайан чуть подался к ней, и Камилла, к своему ужасу, вспыхнула и разгорелась от сладкого волнения. Тогда он отошел от нее.

— Ваша еда остынет, — сказал он.

— Ваша тоже.

— Я оставляю вас с миром.

— Вы пригласили меня на обед, и оставлять меня в одиночестве — непозволительная грубость с вашей стороны.

Брайан громко рассмеялся, прошел к столу и уселся на свое место. Но вилку не взял, а продолжал смотреть на Камиллу.

— Ягненок подан, — сказал он.

— Я начну есть вместе с вами, — парировала она.

— Знаете, вам нечего стыдиться. Дети не отвечают за грехи родителей.

Камилла закусила губу.

— А я не считаю, что моя мать грешна, — прошептала она. — Я думаю, она просто… она любила слишком сильно, слишком опрометчиво.

— Что ж, в таком случае осмелюсь заметить, ваш папаша — просто осел.

— Н-да! — проронила она. — Насчет этого, пожалуй, у нас нет разногласий.

Он накрыл ладонью ее руку, так странно — уверенно и спокойно.

— Говорю вам, в том нет никакого стыда.

Она была на удивление растрогана его словами, теплом и силой его ладони, лежавшей поверх ее руки.

— Однако, лорд Стерлинг, такую ситуацию большинство оценивает иначе. Но вам уже дали это понять. И я прошу вас помнить одно — ваше внимание вполне может лишить меня средств к существованию.

— Если даже и грозят такие смехотворные последствия, я вполне смогу позволить себе выплачивать вам пенсию.

— Но моя работа — это и моя страсть.

— Я в силах повлиять на мнение коллег, — напомнил он.

Камилла опустила взгляд. Его ладонь по-прежнему прикрывала ее руку. Смешно — ей почему-то захотелось взять его руку и потереться о неё щекой. Она покраснела при этой мысли, и тепло разлилось по всему ее телу, до кончиков пальцев, а сердце сладко защемило.

Она испуганно отдернула руку — не из-за этого человека, скорее из-за своих чувств по отношению к нему.

— Простите меня. Я просто устала, — сказала она. — Прошу вас… мне надо уйти.

— Я провожу вас в ваши покои.

— Уверяю вас, я не заблужусь.

Его нежность как рукой сняло.

— Я провожу вас, — резко возразил он, прошел к двери и распахнул створку, приглашая ее выйти.

Камилла прошла мимо него, едва дыша и чутко прислушиваясь к его настроению. Ей казалось, что она слышит его дыхание, биение его сердца… Она словно чувствовала его тихо клокочущую ярость, готовую прорваться наружу.

Он вышел следом за ней и повел ее по коридорам. Аякс поднялся и потрусил за ними. Странно, но пес старался держаться рядом с ней и не стремился догонять хозяина.

Они прошли через узкий холл и наконец подошли к ее комнате. Брайан открыл для нее дверь.

— Благодарю вас, — напряженно проронила она. — Я и сама могла бы найти свою дверь.

— Нет, — хрипло отрезал он. — Нет. И не пытайтесь — никогда — бродить по этим залам ночью, слышите? Никогда!

— Спокойной ночи, лорд Стерлинг.

— Спокойной ночи. Аякс!

Услышав свое имя, пес послушно заскочил в комнату Камиллы. Сверкнув синевой глаз, лорд Стерлинг прикрыл дверь.

Она слышала звук его шагов, гулким эхом катившихся по залу. И подивилась, почему они удаляются, — ведь комната хозяина, видимо, примыкает к ее спальне.

Камилла Монтгомери была одета в темно-синее платье — такой увидел ее Брайан, когда зашел в зимний сад. Эвелин сумела отлично подобрать одежду.

— Весьма мило, — холодно заметил он.

— Я безмерно рада, что вы одобряете, поскольку у меня все равно нет выбора — я не могу вернуться домой за своим нарядом.

Разумеется, она нисколько не радовалась. Но сейчас Брайан не желал спорить. Он наливал себе кофе и размышлял, понимает ли она, как соблазнительно выглядит. У нее точеные черты лица, это само собой; но роскошная копна отливающих золотом волос — поистине венец всему. Она худа, но прекрасно сложена, с тонкой талией, изящными бедрами и красивой грудью. Между тем соблазняла в ней не столько внешность, сколько ее порывистость, целеустремленность и нежелание покоряться — даже такому мужчине, как он. В ее глазах светились острый ум и достоинство.

Он немного отступил от нее. Да, ему было над чем задуматься. Она всегда отвечала ему так гневно и страстно, что не было причины сомневаться в ее словах. Он сам вызвал ее на откровенность, и все свидетельствовало в ее пользу. Но почему-то он не склонен был довериться ей и не хотел признать, что она все больше привлекала его и жестоко дразнила его чувственность.