Внучка берендеева. Летняя практика - Екатерина Лесина

— Ни один сон не длится вечно.

— Если не наведенный. — Сонница приняла обличье Любляны. — Или тебе другая по нраву? Наверное, удобно две невесты иметь… или не очень? Поди, грызутся меж собой? То ли дело мы с сестрами… когда живы они были, мы всегда всем делились. И мужчины были только рады. Почему ваши женщины так не могут?

Она села на грязный пол, скрестивши ноги. И смотрела снизу вверх с такой страстью, что у Арея поневоле горло перехватило. Этак… этак он и поддаться готов.

Сонница рассмеялась звонко.

— А вспомни, маг, ты ведь иной крови… не местный… и в вашем обычае не одну жену иметь. Так и клятву исполнишь, и отказываться ни от чего не надо.

— Погоди. — Арей тоже сел. Смотреть на нагую Любляну было… да, пожалуй, приятно. Себе он врать не привык. — Не спеши, рожденная лунным светом. И прими какое-нибудь другое обличье, иначе беседы у нас не выйдет.

Думал, сонница возражать станет.

Но она кивнула.

И провела ладонями по лицу, его стирая. А следом и прочее тело поплыло, и сгинула Любляна, а на месте ее девочка оказалась, худенькая, что тростинка, с глазами белесыми, лунного света полными.

— Когда-то давно здесь жили люди, — сказала сонница, а Арею подумалось, что не каждому выпадает увидеть истинное ее обличье. И радоваться он должен бы этакой чести. — А с ними рядом и Хозяева… и овинники, банники… прочий малый народ, который вы нечистью именуете, хотя иные из нас почище людей будут.

— И ты жила?

— Мы с сестрами. — Она скривилась, будто вот-вот заплачет. Из лунного глаза и вправду вытекла слеза, крупная, перламутровая, что жемчужина. Она упала на ладонь сонницы и жемчужиною стала. — Вот, возьми подарок.

Сонница протянула жемчужину.

— Она забрала и моих сестер… мы… баловались… с женщинами… с мужчинами… ты говоришь, что иных досуха выпивали, но это когда голод мучает. Нас не мучил. Мы брали сил, а взамен… мы ведь сны приносим не только те, от которых ты краснеешь. Снов много… мы дарили детям сказки… и отгоняли ягнуш с их темными кошмарами… сладкий сон младенцам. Невестам грезы. Мужчинам… у всех свои мечты. И мы исполняли их, взамен брали немного силы, немного тепла… если бы ты знал, как я замерзла.

Она задрожала.

— Помоги, маг… мои сестры сгинули… ночь за ночью мы были… держались друг за друга, но однажды старшая наша стала лунным светом, чтобы отдать нам свою силу… и потом еще одна… я самая младшая… они оживут, если позволить…

— Что здесь случилось?

Треугольное лицо сонницы исказила мука.

— Она пришла… зимой… ночи долгие… темные… сны сладкие… людям тепло, и мы рассказываем им о весне. Детям… у детей сны светлы… а она их забрала. Всех до одного. Вошла… и ворота не остановили.

Она больше не плакала, но худенькая фигурка ее истончалась, и Арей протянул руку. Было, конечно, глупо кормить нежить собственной силой, однако…

— Спасибо.

Сонница коснулась пальцев, и Арей ощутил явственный холод.

— Я просто голодна… она срезала жизнь за жизнью, и злой старик, к которому мы не решались подойти, а потому он давно не видел снов, ничего не сделал. Он поднял посох… мы очень боялись его посоха, но она лишь рассмеялась.

Острый язычок скользнул по губам.

— Потом сюда заглянули волки… и они говорили о сытой зиме, о мертвецах, которых им оставили на ближней поляне… о том, что не все мертвые остались мертвы.

Она задрожала, готовая рассыпаться лунным светом, но Арей протянул вторую руку.

— Мы же оказались заперты здесь… у нас нет ног. Или крыльев. А волкам не снятся сны, такие, чтобы мы могли спрятаться в них… мы лишь слушали, что говорят они.

— И что же говорят?

Силу она пила жадно.

И Арей чувствовал, как слабеет.

— Я… покажу тебе… я пыталась уйти и видела их глазами… я покажу… — шелестом листьев в ушах звучал голос сонницы. — Не противься… клянусь матерью-луной, что не причиню тебе вреда. Только и ты пообещай, что заберешь меня.

— Куда?

— Туда, где много людей.

Что ж, в столице людей много, глядишь, сыщется местечко и для сонницы.

— Хорошо… позволь теперь…

Она встала.

Прижалась. И во сне Арей ощутил горячее тонкое тело ее. Сонница же приложила раскрытые ладошки к вискам его. Поднялась на цыпочки. И заглянула в глаза.

— Смотри, маг… и постарайся выжить.

Постарается…

Он проснулся с тяжелой головой и, лежа на жесткой лавке, долго не мог понять, где же находится. После вспомнил.

Дом.

И сонницу. И круг из древних камней, в котором ничего не росло, да что расти — и снег зимою в этот круг ложился неохотно.

Запах тлена.

Кровь.

И волчий звериный страх, от которого шерсть на загривке поднималась дыбом. Арей провел рукой по шее, убеждаясь, что за ночь шерсти там, вздыбленной аль нет, не выросло. Мотнул головой, избавляясь от наваждения. Поднялся… ухватился руками за лавку, потому как пол в избе вдруг покачнулся, готовый подняться, принять отяжелевшее вдруг тело.

Вот же… верь нежити.

— Плохо тебе? — раздался ласковый голосочек.

Арей вздрогнул и для верности себя за руку ущипнул. Боль от щипка была короткой, но и ее хватило бы, чтобы морок разрушить. А поскольку Любляна не исчезла, то следовало признать, мороком она не была. Дареная невестушка, чтоб ее, сидела на лавке, сложивши белы рученьки на коленях. Сидела смирнехонько, глазки потупивши, зарумянившись — не девка, яблоко наливное. Только Арей подозревал, что с этого яблока у него скоро оскомина будет.

— Утра доброго, суженый, — ласковым голосочком пропела она и глазками стрельнула.

— И тебе… утра… доброго. — Арей голову потер.

Болела.

— Славно ли тебе спалось? — Любляна пальчиком по шитью провела, по дорожкам серебряным, по жемчужным островкам.

И кольнуло что-то в руке холодом.

Надо же… а думал — приблажилось. Или, верней, что сонницы нематериальны. А выходит… выходит, мало он пока знает. Пусть ныне и маг полновесный, но все одно гордиться нечем.

— Славно. Спасибо.

Арей кулак сжал. Что ему от этой жемчужины? Может, и ничего, может, пустое она, как все обещания нежити, а может, и пригодится.

— Что это у тебя там? — поинтересовалась Любляна и шею вытянула, силясь разглядеть.

— Ничего.

— Что-то есть? — Она соскочила с лавки. — Не хочешь показывать? Дело твое… я привыкла, что никому-то не нужна.

— Хватит. — Арей был не в том настроении, чтобы нытье слушать и уж тем более силой делиться. У самого почти не осталось.