Слишком бурный отпуск - Кейт Харди

У него в доме нет ни одного свадебного снимка, очевидно, это слишком тяжело. А судя по тому, как он отреагировал на старые фотографии, он до сих пор любил жену.

– Так, только скорее я оплакивал наш брак не два года, а три.

Как это? Он начал скорбеть об утрате за год до трагедии? Но почему?

– Она болела, а ты никому не рассказывал?

– Почти. Она хотела ребенка.

Совсем непонятно. Он вроде не из тех, кто стал бы препятствовать появлению в семье детей.

– Так как это понимать, ты не хотел ребенка?

– Я хотел, но полагал, что любовь в семье должна расти. А с Лин, наоборот, любовь начала уходить. С того момента, когда мы начали пробовать, она изменилась. Все ее подружки забеременели в первый же месяц. А она нет.

– Вы разговаривали с врачом?

– Нам говорили, что мы молоды, и еще рано даже думать о возможном бесплодии, посоветовали не терять надежды хотя бы год. И она сломалась. Мне приходилось ее утешать ежемесячно, мы занимались любовью по расписанию. Я пытался ее отвлечь какой-нибудь поездкой, чтобы она перестала переживать, и все получилось само собой, но тщетно. Она словно помешалась. Точно наши отношения имели одну-единственную цель – зачать ребенка. И я чувствовал себя так, словно подвожу ее.

– Эй, не вини себя. Ты был рядом с ней.

– Значит, этого было мало. И я презираю себя, Грейс.

– Перестань. У каждого есть что-то, заставляющее испытывать чувство вины. Я тоже не ангел. Разорвала помолвку за три недели до свадьбы.

– И это правильно. Мы перестали видеться с родителями. У Уилла и Сьюзи есть маленькая дочь Матильда, а Лин не могла находиться в обществе маленьких детей, начинала переживать. Называла себя неудачницей, хотя я пытался ее переубедить. Никто и не думал ее осуждать. Я не мог никому объяснить, почему Лин нервничает, когда видит детей, и поклялся, что сохраню все в секрете. Ей не хотелось становиться объектом жалости. И мы начали говорить, что виной всему работа. Моя мама даже пыталась со мной поговорить, утверждала, что я пренебрегаю Лин, предлагала помощь. Я ненавидел себя за то, что обманываю родных.

– Но ты не пренебрегал Лин, а старался ее защитить.

– Мать права. Было время, когда я и впрямь прикрывался работой, лишь бы не бывать дома. Хватался за любое предложение почитать лекции за границей, чтобы только отвлечься от этого кошмара. Вот почему, когда произошла авария, меня не было рядом.

– Но ты в этом не виноват.

– Понимаю, будь я в Лондоне, авария бы все равно произошла. Но, по крайней мере, я бы сумел хоть проститься с женой.

– Я уверена, Лин знала, что ты ее любишь.

– Я любил. Но наш брак трещал по швам. Самым худшим, однако, было то, что рассказал мне врач в больнице после аварии. Я никому этого не рассказывал.

– Тебе не обязательно об этом говорить. Я понимаю, ты до сих пор любишь Лин.

– Нет. Я по ней скучаю. Начал по ней скучать за год до аварии. Мне не хватало просто человеческого общения. И понадобилось время, чтобы избавиться от чувства вины. Я не был уверен, что смогу вернуться к нормальной жизни. – Прижав руку Грейс к губам, он поцеловал ее. – Я понял, что единственный способ пережить боль – рассказать кому-то о ней. Не хочу иметь от тебя секретов, Грейс.

Он закрыл глаза. Грейс стало его жалко. Подумать только, через что ему пришлось пройти!

– Я не мог рассказать никому, потому что не хотел, чтобы меня жалели. Но ты, думаю, не станешь.

– Не стану, но сохраняю за собой право обнять тебя.

– Хорошо. Лин была беременна, когда погибла. Срок очень маленький, и она еще ничего не знала. Все могло бы сложиться иначе.

Роланд стал бы отцом, а Лин, наконец, получила бы долгожданного ребенка. Может быть, их брак был бы спасен. Но водитель, оборвавший жизнь его жены, отнял у них счастливое будущее. Неудивительно, что Роланд стал избегать людей.

– Мне жаль.

– Вот почему я ни с кем не встречался с момента аварии. Отчасти хотел идти дальше, ведь нельзя всю жизнь грустить. Та Лин, на которой я женился, не одобрила бы моего образа жизни, как и я не хотел бы, чтобы она всю жизнь оставалась вдовой, если бы на ее месте оказался я. Но я не мог идти дальше. Вдруг бы мне пришлось пройти через это снова. Потерять любимую женщину, видеть, как она отдаляется от меня с каждым днем, и не суметь помочь.

– Понимаю.

– Но потом я кое-что понял. Последние дни я снова начал нагружать себя работой, чтобы не думать о том, что происходит, но сейчас я готов признать правду.

– Какую?

– Я люблю тебя, Грейс. И хочу быть с тобой. Нужно было сказать тебе сразу после возвращения из Венеции, а не отпускать.

– Не понимаю.

– Не понимаешь, что я люблю тебя?

– Не понимаю, почему говоришь сейчас. Что изменилось с тех пор, как мы вернулись?

– Многое. Я подумал и понял, что скучаю по тебе. Окончательно я это понял, найдя пресс-папье и твою записку.

Неужели? Надежда снова робко затеплилась в душе Грейс.

– Ты вскружила мне голову. За две недели научила меня радоваться жизни.

– Но я ничего не сделала. Это ты организовывал поездки туда, где мне хотелось побывать. Я даже не знаю, о чем мечтаешь ты, поэтому не могла порадовать тебя в ответ.

– Я и сам не знал, чего хочу, но сейчас понимаю. Я хочу жить нормальной жизнью с женщиной, которую люблю. Со смелой, забавной и милой женщиной.

– Но я вовсе не храбрая и забавная, самая обычная.

– Ты верна себе, рассудительная и скромная. И это чудесно. Но это не все. В тебе есть изюминка. Ее не всегда видно. Но я смог ее разглядеть, когда танцевал с тобой танго на берегу Сены, и когда ты осмелилась заказать ланч на французском. Эта женщина привыкла все планировать заранее, но не против выйти на короткое время из зоны комфорта. И моя жизнь играет яркими красками рядом с ней. Я хочу быть с тобой навсегда, Грейс. Хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Что насчет детей?

– Вот еще одно доказательство твоей смелости. Многие бы на твоем месте не задали бы этот вопрос. Тем более ты одна знаешь всю правду про меня и Лин. Я признаю, очень страшно говорить об этом. У меня уже был неудачный опыт, и я не готов вдаваться в подробности, потому что Лин уже не сможет рассказать всей правды, не хочу, чтобы люди думали о ней плохо.

– Разумеется. Я, кстати, не думаю о ней плохо.

– Спасибо. Я не сравниваю тебя с ней. Ты для меня не станешь чем-то вроде ее суррогата, ты дорога мне. Но как бы ни хотелось быть с тобой, я боюсь, что все повторится.

– Что именно?

– Не хочу, чтобы ты страдала. Тогда, в музее, я спросил, хочешь ли ты детей, а ты сказала, что нет никаких гарантий.