Ностальгия по черной магии - Венсан Равалек

Я почти физически ощущал, как улетаю куда-то, и снизил обороты.

– Советую сдерживаться, если твой член перестанет стоять, они способны тебя убить.

Я шагал по каменистой почве и размышлял о том, что у дороги нет конца.

Ее шепот заставил меня удвоить пыл, на остальных лодках аплодировали; полоумные, я наткнулся на группу полоумных, сексуально озабоченных баб, готовых на все, лишь бы удовлетворить свою похоть, – это говорил мой внутренний голос, – посмотри, ты только посмотри, какой ужас, как можно настолько погрязнуть в пороке, будь хоть трижды конец света и апокалипсис; на нас шла штурмом беззубая старуха, она оттолкнула Глэдис и выставила передо мной свои раззявленные ляжки, но я все равно хотел, как больной, как проклятый, и я взял ее тоже, а потом толстуху рядом, а потом других, и еще, и еще, я запускал свободную руку в ветхую бесплотную щель, кусал груди рыженькой, я лез из кожи вон, чтобы их удовлетворить, – я вас затрахаю, мерзавки, вы получите, чего хотите, мало не покажется; на какой-то короткий миг мне привиделось, что я вхожу в маленькую церковь в Солони, неф пересекали полосы солнечного света, и я, взволнованный и полный благоговения, простирался ниц перед статуэткой Девы Марии – я вам всем вставлю, банда шлюх, я вас так отделаю, что вы молиться на меня будете.

И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма[20].

Передо мной был мной двойник, и эта встреча меня не пугала.

Вместо видения Девы возникло нелепое видение быка, а с ним мне словно внезапно открылось могущество и тайная власть самой Земли, окружавшая нас река и то, как я их трахал, вмиг обнажили скрытый смысл моей битвы: я был одержим, в меня вселилась душа зверя, самый сгусток его мощи, – быстрее, вопила моя новая партнерша, прибавь обороты, – отныне мой член был лишь продолжением дьявольской жизненной силы, силы почти божественной, сверхъестественной, он служил ярким признаком того, что я, возможно, и вправду недалек от небесного происхождения; я включил предельную скорость, и она дико заорала, потом ее, в свой черед, сменила другая, когда последняя из них вырвалась из моих роковых объятий, я почти не устал и был по-прежнему в полной боевой готовности.

Честно говоря, я ждал с их стороны хоть слабого намека на благодарность, признательность, но они как ни в чем не бывало повалились по своим лодкам, мы тихо приткнулись к песчаной косе, усеянной хилыми деревцами, и вся эта милая компания преспокойно захрапела, я остался один; оковы на моей руке закрывались на маленький висячий замок, я любовался лунным светом и упивался своей силой, которая, казалось, не собиралась иссякать; ближе к полуночи Глэдис проснулась, и я взял ее снова, еще яростнее, чем в первый раз, а потом, сделав дело, и поскольку и ей, и мне явно не спалось, я стал жадно расспрашивать ее, пережила ли она тоже конец света? реально ли это все, или я брежу в припадке неизлечимого безумия? а если мы все переживаем апокалипсис, то какого черта она делает здесь, на лодках, посреди Луары, со своими полуголыми старухами и идиотками в тогах? и наконец, прежде чем она подробно разъяснила мне эту загадку, все ее поводы и причины, я пошел ва-банк и спросил, не кажется ли ей иногда, будто все, что мы видим – реальность, жизнь, есть только иллюзия, выдуманная нами самими, а значит, вся эта череда катастроф – не что иное, как еще одна химера. Задавая вопрос, я не сводил с нее глаз, говоря себе, что если моя догадка верна и это действительно заговор, то она как минимум моргнет, выдаст себя каким-нибудь жестом, не оставляющим сомнений, что и она из этой шайки, но она всего лишь пробормотала, глядя на воду: если это иллюзия, то, можно сказать, общепринятая, – в ее лице ничто не изменилось, ни одной морщинки; к тому же с первых дней кризиса у нее пошла полоса несчастий, она работала воспитательницей по особым проблемам в санатории, беда обрушилась на них, на нее и пансионерок, со всего размаху, несколько месяцев они держались благодаря припасам, хранившимся в замке, где размещался санаторий, а потом явились грабители, и им пришлось бежать, кого-то убили, другие умерли от горя, ужаса или болезни, как и многие после этого нежданного удара судьбы, в конце концов они нашли лодки и пустились вниз по реке, нагие – грабители украли у них одежду, – завернувшись в простыни из санатория, отдав свои жизни в руки Господа и смутно надеясь, что когда они доплывут до океана, их муки так или иначе кончатся.

Они встречали сверхъестественных животных.

Чудовищ.

Они шли через враждебные края, мир, казалось, распадался, и земля разверзалась у них под ногами.

Они стали свидетелями взрыва на атомной станции, и облако сожгло одних и пощадило других.

Целыми днями их преследовали по берегам полубезумные, почти обугленные существа, расплавленные, свихнувшиеся под действием радиации и токсичных паров, эти монстры выкрикивали страшные проклятия и мастурбировали.

В пути им попадались одни мужчины, ни единой женщины, и Глэдис решила, что, наверное, в живых остались только они, последний шанс человеческой расы.

Те, кого задело облако, умерли, а остальные решили идти дальше, искать производителя.

Производителя.

Кого-нибудь, здорового с виду, способного оплодотворить женщин, которые еще могут стать матерью.

Та, что декламировала стихи, увидела во сне заброшенную деревню, там их ждал знак, и туда направляло их божество.

Занималась заря, пейзаж со склонившимися над рекой деревьями и серыми волнами казался черно-белым, на бывших телеграфных столбах висели, мотаясь на ветру, распятые тела, повешенные, прибитые гвоздями, клочья гниющей плоти на голых скелетах, от реки поднимался легкий туман, солнце еще не встало, я как никогда ощутил бессмысленность нашего присутствия в мире, полную пустоту, бесцветной печатью которой отмечена вся сумма наших существований: умрем мы или нет, или даже погибнет весь род человеческий, бог мой, какая разница; Глэдис снова принялась меня сосать, и мне снова пришлось ее трахнуть, остальные начали просыпаться, я не спал ночь, а впереди был явно тяжелый день, я думал было броситься в воду и попытаться спастись, но куда идти и что делать? Тем более что они не задумавшись убьют меня, как дикари, своими стрелами и аркебузами, да потом, мне и тут было хорошо, я – случайный жеребец среди каравана, тихо плывущего в небытие; Глэдис кончила и отодвинулась, и сарабанда началась по новой, а безумная все пела:

Виктория о смерти размышляет

О катастрофах, кораблекрушеньях

И о резне что жалости не знает.

Видятся ей темницы

Таинственные гробницы

В бледном сиянье свечей

Узников грустные лица.

Слышатся страшные крики

Призрачных женихов

Что бредут в пустыне нагие

К своим глухим саркофагам.

Некоторые трупы были нанизаны на крючья, словно их припас в ожидании великого пира гигантский мясник; при виде столь близкой картины смерти – мы на своей узкой песчаной косе находились всего в десятке метров от берега – их сексуальное исступление удвоилось.