Потерянное наследство тамплиера - Юлия Ефимова

— Стой, кто идёт, — буквально в двух метрах выросли охранники с огромной немецкой овчаркой.

— Матильда Портнягина, — по-деловому представилась она и подмигнула красивой собаке, — я подруга вашей хозяйки, живу в гостевом доме, вас должны были предупредить.

Мужчины ничего не ответили, только что-то невнятно заговорили в рацию.

— Ребят, — начала объясняться Мотя, — мне надо в хозяйский дом на минуточку.

— Зачем вам туда? — услышала она вопрос, прозвучавший за спиной. Обернувшись, Матильда увидела заспанного Максима. Волосы его были взлохмачены, а рубашка застёгнута не на те пуговицы, куртку же и вовсе он держал в руках.

— Я не могу вам сказать, — ответила ему Мотя, потеряв интерес к охранникам с собакой, — тайна расследования, — шёпотом сказала она и старательно, чтоб он непременно заметил, подмигнула Максиму.

— Пойдёмте, — покорно махнул головой водитель, надевая на ходу свою кожаную куртку, — я отвечаю за вас головой, поэтому одну ночью отпустить не могу. Тут не так близко, как кажется на первый взгляд. — Он махнул рукой охранникам в знак того, что всё решит.

Моте стало жаль неуклюжего Максима за то, что вторглась в его сон, и попыталась разъяснить ситуацию водителю, пытавшемуся скинуть с себя последние остатки сна.

— Понимаешь, Максим, — говорила Мотя, — в расследовании иногда необходимо быстро принимать решения.

— Ну понятно, эт самое, я-то не против, вы только скажите, — покорно соглашался он.

— Ты прекрати говорить «эт самое». — Мотя быстро переходила с людьми на ты. — Знаешь, ещё два года назад я тоже считала это нормальным, но поверь, это загрязняет нашу речь. Её надо убирать так же, как ты убираешь квартиру. Ты же человек, не обезьяна, чтоб так изъясняться, — она повторяла слово в слово речь Алексея, при этом ощущая себя сейчас очень умной.

— Вот скажите, — видимо, и Максим почувствовал так же, потому что несмотря на Мотино «ты», продолжал обращаться к ней уважительно-почтенно, — вот то, что я Рыба, исправить уже нельзя, но ведь должен же быть хоть какой-то способ сгладить это, правда? — поинтересовался он осторожно, видимо, не надеясь на положительный ответ. Было видно, что это глубоко тронуло тонкую натуру водителя.

— Видишь, в чём дело, — по-деловому ответила Мотя, она уже озябла и куталась в пальто. Тропинка была обычной лесной, без покрытия и указателей. Максим освещал небольшое пространство впереди фонариком телефона, вокруг же царила тьма. Было слышно только поскрипывание столетних елей на небольшом балтийском ветру.

— Ведь лишь по знаку зодиака судить нельзя, — с полным ощущением погружения в материал говорила Матильда, — тут ещё имя много значит. Если оно героическое, то может помочь переломить нехорошую тенденцию, — вспомнила умное слова Мотя и очень погордилась этим. Не зря, значит, она ходила на курсы повышения ай-кью, что-то да осталось в памяти, которая, стоит добавить, у неё была очень изобретательна в выборе нужного и ненужного.

— А у меня оно героическое? — с надеждой спросил Макс, и Моте стало его нестерпимо жалко.

— Нет, но это не беда, — вдруг бодро сказала она.

— Правда? — оживился её проводник.

— Да, мы дадим тебе новое имя, и жизнь кардинально изменится, вот увидишь, — предложила свой рецепт Матильда.

— Спасибо. — Словно гора упала с плеч этого маленького и пухлого молодого человека. Он повеселел и как-то даже сделался выше ростом. — А какое имя взять?

— Ну это ты решай сам, — руки, в которых был драгоценный пакет с записками, околели и не слушались. — Вот кого ты считаешь героем? — спросила Мотя.

Но проводник не успел ответить, дом появился неожиданно, не дав рассказать Максиму о своих героях, словно вырос из-под земли. Он утопал уже во мраке, только редкие окна светились ночниками.

— Ты не знаешь, какие окна у моих друзей? — поинтересовалась Матильда, осознав, что, как всегда, в порыве чувств не продумала всё досконально. В час ночи она не могла зайти в дом. Позвонить тоже идея была запоздалая, выходя из дома ненадолго, она даже не подумала захватить с собой телефон. Как выяснилось, и у Максима, а он пока ещё был Максим, тоже его не оказалось с собой, только рация. По ней он и узнал от охраны, что гости живут в правой башне на втором этаже. Мотя не привыкла просто так ретироваться из сложных ситуаций, поэтому стояла и прикидывала, что же можно сделать. Второй этаж только так назывался вторым, по сути это был первый, слегка возвышаясь над цокольным.

— Может, камень бросить, — предложила она больше себе, чем Максу, тот был озадачен поиском нового имени и ничем ей не помогал.

— Нет, а вдруг ребята ошиблись, и вы кинете в комнату кому-нибудь другому, — возразил он, — охранники говорили, что услышали об этом в столовой, но ведь это не точно.

— Согласна, — разочарованно махнула головой Мотя — тогда переходим к акробатическим упражнениям, — и так вздохнула, что Максиму, который ещё не знал, что она задумала, почему-то стало очень страшно.

Только когда Матильда взобралась ему на плечи, он понял, что имела в виду. Но этого оказалось мало, чтоб достать до окна, на плечи пришлось встать. Опершись о стену, Матильда стала подниматься, потихоньку перебирая руками по красивым красным кирпичам.

— Матильда, не наступите мне на уши, — просил снизу Максим, — они у меня и так лопоухие, а я ещё жениться хочу.

— Уши в супружеской жизни дело десятое, — отвечала, запыхавшись, она, — но я буду с ними аккуратнее, — уверяла его Матильда. Когда она добралась до окна, то кровь ударила ей в голову и от картинки, что предстала перед глазами, стала задыхаться и жар покрыл её тело, заставив забыть о морозе. У Моти совсем вылетело из головы, что она стоит на чьих-то плечах, и, не в силах больше смотреть вглубь комнаты, девушка оттолкнулась от подоконника, намереваясь сделать шаг.

— Лёня Голиков! — крикнул Максим, приведя Мотю в чувства.

— Что, не поняла? — ища равновесия, спросила Мотя.

— Мой герой Лёня Голиков — пионер, он спасал людей, сопровождая обозы с продовольствием в блокадный Ленинград. Может, став Леонидом, я тоже смогу кого-нибудь спасти.

В этот момент Мотя, не найдя, что так искала, а именно равновесия, стала медленно падать, как в кино, успев по ходу полёта попрощаться со всеми. Максим же при всей своей неуклюжести увернулся и подхватил её на руки, но, не выдержав столь красивого падения, продолжил его вместе с Матильдой.

— Спасай меня, Лёня, — грустно простонала она, оказавшись на земле, тихо, будто она вмиг потеряла счастье.

— Хорошо, — прохрипел новоявленный Леонид, — только слезьте с моей головы, иначе я просто не успею им стать, и уши очень больно.

— Такое чувство, Лёня, — стараясь освободить своего спасителя, ворчала Мотя, — что уши — это ваша главная часть тела.

— Не главная, конечно, — пыхтел Леонид, — но они единственные и других не предвидится.