«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова

Руководителям СВАГ и УСВА постоянно приходилось реагировать на коллизии, которым, казалось бы, уже было предписано разрешиться. Весной 1946 года были, например, зафиксированы нарушения режима секретности во время служебных телефонных разговоров. Вышло строгое приказание, в котором подобные случаи были названы «ненормальными явлениями». Сотрудников упрекнули в том, что они забывают, где находятся, – в оккупированной Германии имеется «полная возможность подслушивания всех телефонных переговоров и наша военная и государственная тайна может быть разглашена». Обсуждать по телефону секретные вопросы категорически запретили297. Казалось бы, все ясно. Однако даже руководящая сваговская номенклатура подобными запретами могла и пренебречь. Только что приняли к сведению новый запрет, но проходит три месяца, и жарким июльским днем 1946 года несколько начальников из Управления СВА провинции Саксония в Галле распахивают окна в рабочих кабинетах, усаживаются на подоконники и громогласно обсуждают служебные дела – «в то время как на улице ходили немцы и слышали выкрики в телефонную трубку»298. Кто-то бдительный донес. Провинившиеся отделались замечанием.

В приказах и донесениях 1945–1946 годов нарушителей секретности чаще обвиняли в «беспечности», «благодушии», «разгильдяйстве», «безответственности» и повторяли привычные клише о «недостаточности контроля» и «несерьезном отношении». Безусловно, серьезным было лишь наказание за утрату секретных документов – предание суду военного трибунала. Но даже здесь начальство, которому за подобные ЧП тоже могло не поздоровиться, старалось проявлять разумную сдержанность и пыталось вывести виновников из-под удара, ограничиваясь относительно мягким наказанием, принимая в расчет боевые и служебные заслуги и ссылаясь на беспечность провинившегося. Возможно, за словом «беспечность» скрывалось состояние, в котором пребывала часть сотрудников СВАГ в это время. Офицеры были молоды, исполнены эйфории от победы и открывшихся новых возможностей. В круг их приоритетных жизненных переживаний не очень вписывалась методичная, скрупулезная и, честно говоря, занудная работа с секретными документами, требующая педантичности и серьезных усилий.

Сотрудник Управления Политического советника СВАГ, вернувшийся в Москву из Германии, очень долго получал от своих коллег сердитые письма. Им пришлось «разгребать» оставленные коллегой завалы бумаг (возможно, и секретных, никто такое в письме не напишет) в рабочем столе и в шкафах299. Так к документам относился двадцатидвухлетний молодой человек, закончивший войну в Берлине и там же начавший свою карьеру в СВАГ. Он прекрасно знал, что бывает, когда, например, потеряешь ключ от шифровальный комнаты или куда-то засунешь служебную бумагу300. Но почему-то это его не останавливало, и он продолжал весьма небрежно относиться к служебным документам. Разве дело в них? Вокруг необычный мир, уникальные впечатления, он влюблен, в голове великие планы – поступить в институт, конечно, самый лучший, а тут пиши черновик в рабочей тетради, сдавай его в секретную часть каждый вечер, утром забирай обратно, не оставляй без присмотра на столе даже в обеденное время, снова сдавай под расписку. А за нужным для работы документом каждый раз отправляйся к «секретчику»… На что уходит лучшее время жизни! Видимо, так думал не только он один.

Следует отметить, что и у начальников управлений и отделов порой складывались непростые отношения с работниками секретных частей. Некоторые руководители отказывались расписываться за документы. Ответственными за них оставались «секретчики»301. А начальство могло не возвращать своевременно секретные документы, держать их у себя по нескольку дней и даже месяцев, уносить домой или, минуя секретную часть, вручать секретные бумаги исполнителям без расписки302. На замечание, что хранить документы в письменном столе в квартире «не положено», мог последовать простодушный ответ: «Моя жена все время находится дома и поэтому охраняет документы»303.

Почему сотрудники, занимавшие ответственные посты, с каким-то неизбывным энтузиазмом шли на нарушения? А потому, что они были типичными сталинскими трудоголиками. Их рабочий день длился намного дольше, чем у простых сотрудников. В 1946 году руководству управлений и отделов было приказано после окончания работы (19:30) оставаться на службе до 22:30, чередуясь со своими заместителями. Иногда приходилось задерживаться и до глубокой ночи304, а секретные части после рабочего дня опечатывались. Один из начальников на вопрос, почему он хранит секретные документы без охраны в помещении конторы, оправдывался: «…иногда приходится пользоваться ими круглосуточно». Виновника попытались припугнуть. Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то ему не будут высылать секретную корреспонденцию, а все имеющиеся секретные документы изымут305. Но вряд ли после этих пустых угроз офицер начал итальянскую забастовку и безнадежно бил баклуши поздними длинными вечерами за пустым столом без нужных для работы бумаг.

1947 год начался с двух прецедентных событий. 13 января приказом Главноначальствующего СВАГ – Главнокомандующего ГСОВГ № 001 было наложено взыскание на майора П. «за болтливость и непродуманные действия при выполнении служебного задания». Описание этого задания нарочито туманно. Но можно понять, что злополучный майор поделился со знакомыми немцами негативными отзывами сотрудников СВАГ о некоем «немецком общественном деятеле». Сплетня поползла дальше и добралась до ушей оскорбленного лица. Политработникам было предписано придать «политическое значение» этому частному эпизоду. Под привычный лейтмотив: «Находясь в Германии наши люди должны…» – сваговским «политрукам» было приказано мобилизовать весь личный состав на «решительную борьбу со всякого рода болтливостью и разглашением военной и государственной тайны». Так сотрудников СВАГ попытались настроить на соответствующий политическому моменту тревожный лад306.

Второе прецедентное событие произошло поздно вечером 25 января 1947 года. Старший лейтенант В., возвращаясь из Потсдама, при пересадке на станции в английском секторе Берлина оставил в вагоне поезда портфель с документами. Впоследствии выяснилось, что потерянные документы не имели грифа секретности, хотя по всем действовавшим в то время правилам должны были его иметь. В этом упущении был виновен уже не старший лейтенант, а его начальник – подполковник интендантской службы Т.307 Формально В. не перевозил секретных документов и потерял обычную негрифованную документацию. Почему же тогда его решили отдать под суд военного трибунала? И зачем Главноначальствующий СВАГ вдруг обратил внимание на эту мелкую утерю, припомнив заодно и все похожие эпизоды прошлого года?