Горячий айсберг 2011 - Александр Рявкин

– Не надо так расширенно переводить мои слова. Если я не говорю о каких-то самолетах, не надо от себя что-то добавлять. Я же тебя предупреждал…

Влад-Абдулла тут же извинился, подумав: «Хитрый татарин, все просекает!» Момент был неуютным. Но диалог, вернее, полилог, надо было доводить до конца. Сказал «а», говори и «б»… Он мобилизовался, чтобы еще раз не проколоться, и общими фразами, без конкретики довел до конца беседу с двойным дном. Доверительно пообщавшись с генералом, договорились об условиях следующей с ним встречи «тет-а-тет».

На этот раз она состоялась в пригородной вилле Надир-шаха. Главком сообщил, что должен провести консультации с президентом, а также получить гарантии, что господин Оразаев правомочен готовить подобные переговоры. Влад-Абдулла пообещал представить необходимую техническую документацию и организовать визит в Москву для контактов с представителями Росоружия. На этой же вилле под конец беседы тет-а-тет Владу-Абдулле был представлен командир авиационной бригады генерал-лейтенант Хасан-бек.

Это знакомство с комбригом нежданно повысило до небесных высот рейтинг Влада-Абдуллы среди авиасостава. Гильдееву такое и не снилось. Он и знать не мог, какие глобальные вопросы решает тихий скромный сотрудник его фирмы. Хасан-бек, с которым тут же завязались дружеские отношения (иначе и быть не могло – знакомил сам главком), предложил Владу-Абдулле стать его советником и был счастлив, что тот дал согласие. Бригада оказалась боевая, Влад-Абдулла постоянно присутствовал на полетах и пусках ракет. Комбриг считался богом, все остальные – по ранжиру.

Статус советника командира неожиданно стал хлебным местом. Местные офицеры – майоры, подполковники, полковники, видя, что Влад-Абдулла в очень хороших дружеских отношениях с командиром, даже имеет на него некоторое влияние, потянулись к нему косяком, чтобы лоббировать свои вопросы. Напрямую идти боялись, приходили к советнику, приносили дары, заводили разговоры, чтобы походатайствовал. Этакое восточное иезуитство. Овец, верблюдов, белых коней не предлагали, в основном с поклоном вручали золотые и серебряные вещи, поделки красного дерева, четки из драгоценных камней – типичный арабский набор. Отказываться нельзя. Необходимо принимать, иначе воспримут как очень серьезную обиду, к тому же это вызовет настороженность. Понятие «взятка» в русском понимании этого слова у них отсутствовало – не ты берешь, а тебе дают. И Влад-Абдулла никогда не отказывал, решал вопросы или говорил, что решал… Главное – улыбаться и не отказывать…

Многое приходилось постигать, о чем не учили и о чем не говорили в академии. Однажды Влад-Абдулла и Хасан-бек сидели в апартаментах, пили какой-то арабский напиток на травах. Тут вошел майор и говорит: «Господин генерал, я хотел попросить у вас отпуск на две недели за свой счет, с оружием». Родин подумал, что ослышался или, может быть, неправильно понял. Командир разрешил: «Да, хорошо». Майор положил на стол рапорт, написанный от руки, и генерал спросил: «Сколько тебе надо времени?» «Две недели!» – «Я тебя отпускаю, только возвращайся живым». Когда майор ушел, Абдулла, естественно, поинтересовался, о чем шла речь. Арабский он знал практически безупречно, а тут что-то не понял. Генерал охотно пояснил. Оказывается, у них до сих пор действовал закон кровной мести… клан, к которому где-то там, в глубине страны, принадлежал офицер, находился в состоянии открытой вражды с другим кланом. И возникла ситуация, когда необходимо оповестить всех родственников, что в такое-то время нужно быть в родовом имении для очень серьезного разговора с противостоящим кланом. По возможности иметь свое оружие. Вот майор, «по тревоге» прихватив пистолет или автомат, официально (а это считалось официальным поводом для отъезда в командировку) оставил свою службу… Та поездка закончилось благополучно, без стрельбы. Свои вопросы кланы решили мирно. Майор вернулся живым и здоровым, о чем и доложил комбригу.

То, что Родин знал из академических лекций, теперь видел вживую, своими глазами, постигал в общении с людьми. Их быт и уклад жизни был кардинально противоположным российскому или европейскому. Арабы, к примеру, знают всех своих родственников, вплоть до десятого колена. Они живут огромными семьями и помогают друг другу. В родимом отечестве часто двоюродных или троюродных братьев и сестер не знают, а здесь – всех самых дальних родственников и знают, и общаются с ними. Почему у них так, а у нас по-другому? Ответ на этот вопрос был и в суровых, тяжелых условиях жизни. Несмотря на то что собирали по четыре урожая в год, основная масса населения жила за чертой бедности, поэтому без помощи в семьях выживать невозможно. И те, кто живут в городе, помогают деньгами своим деревенским родственникам, они же за это отправляют им натуральные продукты, фрукты, овощи, мясо, чтобы городские не тратились. А когда в какой-то деревенской семье рождается много девочек, что считается, мягко говоря, не лучшим вариантом, этих двоюродных, троюродных сестер отправляют к богатым родственникам в города, в услужение. Им дают кров над головой, они за это моют, гладят, стирают, ухаживают за детьми и питаются бесплатно. Таким образом, все друг другу помогают. Это неписаный закон, и подтверждение ему Родин находил достаточно часто…

Он достаточно быстро обзавелся друзьями среди всех слоев местного населения. Среди них был и владелец небольшой золотой лавки Хусейн, с которым они часто курили кальян, пили кофе, говорили о жизни, местных новостях. Однажды Влад-Абдулла застал его в грустном расположении духа и спросил: «Что случилось?» «Умер мой старший брат», – ответил Хусейн. И Родин по русской традиции выразил ему соболезнования. Хусейн же не совсем понял своего знакомого. «Я грущу не об этом, – сказал он. – Призвал Аллах моего брата, и хорошо. Значит, там он, безусловно, попадет в рай, там у него будут гурии сладкоголосые, райские сады и прочее. Он на этой земле отмучился и был правоверным мусульманином… Но у него остались две жены и несколько детей, и по закону теперь я должен взять их себе. Причем спать с ними в качестве жен или не спать – это мой личный вопрос, я могу этого не делать. Но заботиться о них я обязан, вот в чем дело. Но я не могу, у меня свои проблемы со своей семьей, нам самим не хватает денег. А теперь еще придется навесить на себя несколько лишних ртов…» В общем, закручинился Хусейн, а Влад-Абдулла и не знал, что сказать. В Европе нет таких законов. Пока они сидели и курили кальян, к Хусейну приехала одна делегация родственников из деревни, потом вторая. Грустная весть распространилась очень быстро. Кто-то привез Хусейну денег, кто-то фургон фруктов и овощей для его увеличевшейся семьи. И все успокаивали: «Не волнуйся, мы понимаем, что у тебя прибавление в семействе, часть расходов, забот возьмем на себя, все будет нормально». И этот наглядный пример лучше всего убедил Родина, что люди, помогающие, поддерживающие друг друга, выживут в самых суровых условиях пустыни, будь то засуха, неурожай или стихийное бедствие.

Родин все больше проникался уважением к этому народу, он полюбил его за непоказное мужество и выносливость, стойкость перед самыми тяжелыми бедами и испытаниями, фатальное отношение к бытию и смерти. Он хотел стать если не своим, то хотя бы не чужим, чтобы чувствовать себя естественно в этой среде, в этом мире. И было жутко интересно, как его воспринимают незнакомые местные жители. Разговаривал с таксистами во время поездок по городу, и они замечали, что произношение уважаемого господина более мягкое, чем у них. Естественно, трудно было сойти за коренного жителя. Спрашивали: наверное, приехал из Ливана? Родин не отрицал, ливанец, так ливанец. Не говорить же, что из «нашей Раши». Едешь себе, на богословские темы разговоры ведешь и говоришь: «Я тоже мусульманин, твой брат, мы с тобой одной веры». А когда доезжаешь до нужного места, денег не берут. Такси, правда, дешевые, сущие копейки. «На, возьми деньги!» «Нет, я не могу со своего брата взять денег, мы с тобой братья, одной религии, и мы с тобой так хорошо общались».