Очаруй меня - Джоанна Линдсей

Правда, больше она никогда о нем не вспоминала, так что, скорее всего, любовь прошла.

В дневнике содержалось много забавных анекдотов. О том, как Элла подсматривала в укромном уголке сада за Домиником и местной девушкой. Когда он попытался ее поцеловать, девушка с воплем убежала.

Однажды Доминик упал и раздавил их песочный замок, который они построили вместе, и притворился, будто сделал это случайно, но на самом деле только для того, чтобы начать стройку снова. Элла порой выигрывала в их скачках и гонках и упоминала о каждой победе, хотя и подозревала, что брат просто ей уступает.

Брук очень не хотелось откладывать дневник, но нужно было прогулять Ребел, помочь Алфриде посадить травы и выполнить наименее приятное дело: поменять мазь на ране волка.

Дочитав дневник, она была ужасно разочарована, потому что нашла всего несколько записей о первом сезоне Эллы и ни одной об осени, когда та умерла. Очевидно, страницы с этими записями были вырваны, о чем говорила неровная бахрома. Всего не хватало шести страниц. На последних страницах перед недостающими Элла упоминала о дне, когда встретила «его». Так девушка называла человека, очаровавшего ее на первом балу. У Брук перехватило дыхание, когда она увидела, что человек, вырвавший страницы, оставил самую последнюю, написанную почерком Эллы.

Может, она сама уничтожила все доказательства перед смертью?

Нет.

Брук поняла, что это, должно быть, сделал охваченный яростью Доминик, когда нашел обличительные строки, побудившие его вызвать Роберта на дуэль. Неудивительно, однако, что он не заметил последнюю страницу. На ней было всего две строчки:

«Расхохотался, когда я рассказала о ребенке. Но ребенок не оставляет мне выбора. Будь проклят Роберт Уитворт за то, что погубил мою жизнь».

Брук не знала, что думать, когда прочитала последнюю страницу. Значит, брат не только лишил Эллу девственности, но и бросил беременную! Лгал родителям, отказался принять на себя ответственность за ребенка, даже смеялся в лицо Элле!

Страшно подумать, что Роберт мог быть так жесток к Элле и равнодушен к собственному нерожденному ребенку!

Она заплакала, узнав, что со смертью Эллы потеряла племянника. И все же Доминик винил Роберта не только в том, что он обольстил Элоизу, но и в ее смерти. Считал ли Доминик, что она из-за Роберта покончила с собой? Было ли это написано на последних страницах? По крайней мере, одни последние строчки могли заставить его подумать именно так. И если это правда, значит, он ненавидит Брук не только потому, что ее брат стал причиной смерти его сестры, но и потому что вместе с ней умер его племянник или племянница.

Почему никто в Россдейле не мог ей это сказать? Или все считают, что смерть Эллы была трагической случайностью? Брук по-прежнему не смела расспросить Доминика.

Вчера вечером, когда они снова вместе ужинали, Брук солгала, сказав, что у нее болит ухо, и она плохо слышит. Это помогло ей не реагировать на его уколы. В последующие два дня он вообще с ней не разговаривал, то ли отчаявшись разозлить ее настолько, чтобы она уехала, то ли ожидая, когда пройдет ее «глухота». Сначала она наслаждалась покоем. Но быстро поняла, что такая тактика никуда ее не приведет. Жар и воспаление прошли, рана Доминика заживала, и у нее больше не было причин входить в его комнату.

Теперь, закончив читать дневник, Брук осознала, что вопросов стало еще больше. Что все-таки случилось с Эллой?

Она решила, что на следующее же утро ее ухо перестанет болеть.

– Вот почему ты послал меня с этим поручением! – Войдя в комнату Доминика и увидев, что тот стоит у окна, Гейбриел пришел в ярость. – Для того, чтобы снова мог беспрепятственно вскочить с постели?

– Ниоткуда я не вскакивал, – бросил Доминик, даже не оглянувшись, а затем продемонстрировал трость, с помощью которой добрался до окна. – Кое-как доковылял, опираясь вот на это.

– Все же…

– Если не считать ранения, со мной ничего плохого не случилось. Жар спал несколько дней назад, и никакой красноты вокруг раны не осталось.

– Это хорошие новости, – кивнул Гейбриел, тоже подходя к окну. – Я дам знать мисс Уичвей…

– Не дашь.

– Но это позволит мне пригласить ее на свидание…

Доминик, наконец, повернулся к нему.

– С чего это вдруг ты хочешь…

Он осекся. Выражение лица Гейбриела было достаточно красноречивым.

Доминик закатил глаза:

– Ты не заметил, что она слишком стара для тебя?

– Ничего подобного.

Доминик хмыкнул.

Эти женщины перевернули вверх дном все его хозяйство, околдовали кухарку и лучшего друга. Даже его застенчивый камердинер в последние пять дней улыбался больше, чем за все то время, что Доминик его знал. А Вулф ни разу даже не залаял на Брук и ее горничную, хотя не любил чужих. Будь Доминик суеверным, посчитал бы этих женщин ведьмами.

Но сейчас младшая сидела на скамье под серебристой ивой и читала в тени, надежно защищенная от заливавшего парк солнца. Ее длинные черные волосы больше не были связаны на затылке, а свободно лежали на узких плечах. Как всякая молодая девушка, она вовсе не заботилась о своей внешности, когда считала, что вокруг никого нет и никто ее не видит.

У нее полные губы, отметил он, и, похоже, она в задумчивости прикусила нижнюю. Он уже видел подобный жест трижды с тех пор, как она приехала сюда, и это каждый раз притягивало его взгляд. Черт возьми, да он считает, сколько раз она прикусила губу?!

И глаза у нее завораживающие, светло-зеленые, как трава, поблескивающая капельками росы. Слегка загорелая кожа, по-видимому, она много времени проводит на свежем воздухе. Как это не похоже на истинных леди!

Ей следовало быть бледной, как нынче было в моде у высшего света. Другие леди, конечно, тоже ездили верхом и гуляли, но только в шляпах с вуалями и с зонтиками, чтобы защитить от солнца нежную кожу. Ей следовало быть скромной, а не дерзкой. Ей следовало сжиматься от стыда, входя в спальню мужчины, но он ни разу не заметил краски на ее щеках. Вначале она делала вид, будто запугана, но уже вскоре прекратила притворяться.

А ведь она тоненькая, как веточка, чуть выше большинства женщин, и при этом у нее полные груди, которые она продемонстрировала, надев это желтое платье… господи. Как он это вынес?!

Она выглядела так… что он испытывал нечто, вроде удара в солнечное сплетение. Нежданная. Нежеланная. И почему она не выбежала из комнаты с плачем и криками, когда он ее поцеловал?

Не стоило снова думать о его тогдашней неудаче, но ее реакция на поцелуй предполагала, что она не девственница. Неужели так же распутна, как брат?

По словам прислуги, она последние несколько дней скрывалась в своей комнате. Он решил, что всему причиной больные уши, и все же не было похоже, что девушка нездорова. Находясь у него, она быстро передвигалась из комнаты в комнату и накладывала мазь так же споро, как обычно. Правда, при этом предпочитала помалкивать. Мало того, казалась очень задумчивой.