Он – Форс - Вероника Мелан

– Лубриканты? С тобой они даже старой бабке не понадобятся!

Как же я любила, когда Крейден смеялся. То, каким чудесным делалось в момент его улыбки лицо, его глаза. Ровный ряд зубов, клычки, ставшие для меня полным фетишем.

– Что именно тебе нужно в аптечке?

Он остановился, развернул меня к себе, продолжая обнимать. И совсем чуть-чуть серьезности добавилось во взгляде – я знала, так будет всегда. Тему моего здоровья он никогда не пропустит мимо ушей.

– Не для меня. Для тебя! Нужно смазать какой-нибудь мазью все эти ожоги. И промыть раны от когтей…

– Забудь о моих ранах.

– Не могу. – Как я могу забыть о чем-то, что касается человека, которого я люблю. – Мне… не насрать, знаешь.

Он ничем не упрекнул меня за сквернословие. Совершенно. Форс будто заранее знал о том, какая я, все мои темные и светлые стороны, все грани моего внутреннего кристалла, заранее принял их целиком. Всю меня – с любым запасом слов и выражений, с любыми проявлениями характера, с силой, со слабостями.

– Знаю.

– Мы должны… обработать.

– Все, что нужно, найдется. – Он сделал мне уступку, чувствуя, что мне важен сам процесс заботы.

Мы продолжили путь к машине.

– Сейчас куда? – Я уже привыкла к этому авто больше, чем за всю жизнь к отцовскому дому. – В отель?

– Да. Поищем что-нибудь подходящее.

«А там начнется время приказов». Я все равно о нем помнила, слишком оно задорило мое воображение.

Мы уже сидели внутри салона, когда Крейден пояснил.

– Хорошо, если там же окажется бар. Я хочу выпить, чуть-чуть расслабиться. А ты?

Выпить? Отличная идея, как по мне. Пропустить по стакану пива – самое оно.

– Я за.

«За то, чтобы ехать с тобой без направления, за полное доверие, за спокойствие внутри, когда ты рядом, за все хорошее, что может предложить нам вместе судьба».

Мягкий вкус поцелуя на губах. Запах парфюма, преследующий меня с первой ночи; счастье в легких, в конечностях, в голове.

Сейчас он утопит педаль газа в пол, и сумерки, наперегонки с ветром, понесутся нам навстречу.

*

(Sofia Karlberg – Lonely Together)

Раньше я не знала о том, что свою жизнь можно жить. Именно жить, а не вставать по утрам для того, чтобы в очередной раз сходить на работу, снова задаться вопросами: «Чего же я жду?» и «Когда оно уже случится?» Не вести бессмысленные разговоры, чувствуя пустоту в груди, не удивляться тому, что парень, находящийся рядом, отчего-то вызывает лишь недоумение и тоску.

Но жить. Чувствовать, что твой сегодняшний день был длинным, он был наполнен чем-то для тебя нужным, важным или бессмысленным и счастливым. Для тебя.

Это был первый день моей настоящей жизни, так мне казалось.

Все потому что он.

Тот мужчина, который сейчас отошел к барной стойке за очередной порцией пива. Тот, которого я пять минут назад ощущала своей спиной, когда меня учили играть в дартс. Плавно держали мою руку в своей, показывали траекторию, рассказывали про дистанцию и глазомер. Объясняли все ненавязчиво и, кажется, больше для того, чтобы тоже насладиться моментом, когда наши тела близко, когда наши запахи смешиваются, когда обнимают друг друга тепло физическое и душевное. С Форсом я была готова играть во что угодно, и плевать, что мои дротики летели совсем не в сотню – иногда в двадцатки, иногда в десятки, а иногда в стену. Таких гостей, как я, видимо, бывало множество, потому что вся стена вокруг мишени в дырках.

Мы уже пропустили по кружке.

Бар мелкий, относительно уютный; посетителей человек десять. Кожаные диваны, извечный полумрак интерьера. Над стойкой бармена работал плоский экран, бесшумно шли новости. Показывали что-то тревожное: портрет изувеченной девчонки, толпу из молодняка с камнями, крупным планом текст: «Скандальное заявление в сети». Что-то связанное с Девенторами. Всегда с ними. Я силилась прочесть бегущую строку снизу, но шрифт был слишком мелким – мои чуть пьяные глаза не желали напрягаться. Да и особой необходимости не было, скорее, вялое любопытство.

Пиво Крей принес в высоких кружках, стекло которых было столь толстым, что, вероятно, не билось при падении.

– Пенное. Холодное.

Пиво лишь антураж, и не было никакой цели напиться. Мы просто были друг с другом, наслаждались, дышали одним воздухом, одной атмосферой. Балдели.

– Может, в бильярд? – спросил хитро.

Три стола в дальнем углу, два свободны.

– Ты опять меня обыграешь.

– Не факт.

– А давай попробуем…

Вечер слишком хорош. Пусть длится и длится.

(Betta Lemme – Give It)

Крейден изумительно поддавался. Настолько мастерски и профессионально, что вызывал восхищение. Спокойно целился, уверенно ударял, но в последний момент выяснялось, что кий соскальзывал, что летящий в лунку шар вдруг рикошетил от края, отказывался закатываться. И так случалось примерно четыре раза из пяти. Я давилась от смеха. Насмешливо поглядывал на Крейдена из-за соседнего стола потный бородатый толстяк в клетчатой рубахе. Пузо – такой барабан, что даже широкие плечи фигуру не спасали. На меня пузан смотрел более чем благосклонно, со скрытым интересом, завуалированной похотью. И я дивилась: ведь почти не накрашена, одета простенько, не вызывающе. Но сочилась, похоже, между нами с Форсом, как невидимый радиочастотный канал, химия и страсть. Толстяку хотелось испытать подобное.

«Наивный. Она соткана из очень глубоких чувств».

Но такому, как он, не понять. Ни ему – циничному, потному, напоминающему самца только запахом перегара, – ни его тщедушному дружку, похожему на заросшего программиста.

Крейден на чужое злословие внимания не обращал, казалось, вообще не слышал его. Ни едких комментариев, пущенных после струи дыма от сигареты, ни злых насмешек, ни презрительных взглядов. Парень-кремень. А вот я потихоньку закипала. Пьяная, я вообще легка на эмоции…

Играли мы тем не менее здорово. Первую партию Форс «продул» почти всухую, во второй прикинулся, что ему немного везет (нечасто, раз от раза), третью мог бы выиграть быстро, но выбранную стратегию держал упорно – загонял шары в лунки исключительно после меня, чтобы плавно и мягко передать победу в мои нежные ручки. Котяра.

Пара за соседним столом все больше наливалась алкоголем; мы собирались уходить.

И я как раз думала о том, что Крейден, скорее всего, на самом деле играет так же хорошо, как водит и трахается, что он способен одним ударом просчитать траекторию нескольких шаров, когда нам дорогу преградил толстяк. Сообразил, что упускает «добычу», шагнул вперед, осклабился, явив неприятную улыбку.