Американский герой - Ларри Бейнхарт

Он опускает голову, и она позволяет ему поцеловать себя в губы.

Разве она уже не репетировала эту сцену со мной?! Черт бы ее побрал!

Потом он обхватывает ее за талию и притягивает к себе. Ее грудь прижимается к его. Он чувствует ее набухшие соски. Ее живот прижимается к его скульптурному торсу, на котором написано «каждый день в спортзале с персональным тренером». Низом живота, этой мягкой округлой впадиной, она ощущает его член — не знаю, насколько уж там твердый. Он опускает руку и начинает поглаживать ее между ног.

Он ласкает ее круглую попку. И она начинает ритмично двигаться. Во рту у меня все пересыхает, сердце готово выскочить из груди. Надо уходить. И найти себе какое-нибудь место подальше. Но я не могу даже пошевелиться, чтобы уйти к себе в комнату, и поэтому продолжаю стоять на месте, словно зачарованный.

Он задирает ей подол. Ее ноги выглядят гладкими и нежными в лунном свете. Он начинает целовать ее шею и плечи.

Она отталкивает его, с трудом переводя дыхание. Ее глаза блестят, влажные губы набухли.

Она возвращается в дом. Он следует за ней. Дверь они оставляют открытой, чтобы ночная прохлада могла освежать их пыл. И все начинается заново. Медленнее, но не менее напористо. И постепенно это переходит в секс. Я становлюсь свидетелем порнофильма с участием двух голливудских звезд, и слава Богу, что сейчас у меня нет при себе пушки.

Он расстегивает ее платье. И оно соскальзывает с ее плеч, обнажая прекрасную, безукоризненно гладкую кожу. Его губы скользят вниз по ее шее к ключице. Он продолжает стаскивать с нее платье, которое уже держится только на бедрах. Она прикрывает грудь руками и так, полуобороняясь, замирает.

Он опускается перед ней на колени и стаскивает платье на пол. Его руки ласкают ее ноги от щиколоток до самых ягодиц. Он наклоняется и принимается целовать ее живот. Она испускает вздох удовольствия. Черт бы ее побрал! Его губы опускаются все ниже к узкой полоске кружев, закрывающих низ ее живота, пока он не просовывает язык внутрь. Она обхватывает его голову руками и, прикрывая глаза, откидывается назад в предчувствии наслаждения.

Когда она снова открывает глаза, ее взгляд встречается с моим.

Она видит, что я стою на балконе и смотрю на нее. Одному Богу известно, что она читает в моем взгляде.

— Перестань, — говорит она Джеку.

Он издает какой-то гортанный звук и опускается еще ниже.

— Перестань, — повторяет она.

Он не обращает на нее никакого внимания. Она пытается отстраниться, но он крепко ее держит. Она упирается руками ему в лицо и отталкивает его в сторону.

— Какого черта? — спрашивает он.

— Перестань, — снова говорит она.

— Магдалина, крошка, — произносит он своим самым медовым голосом и поднимает на нее глаза. Он видит, что взгляд ее устремлен наверх. Он тоже поднимает голову и видит меня.

— А это еще кто?

— Мой…

— …Шофер и телохранитель, — договариваю за нее я.

Она стоит в одних трусиках, и след от его слюны подсыхает на ее животе.

— Отошли его прочь, — говорит он.

— Да, Джо… Шел бы ты…

— Нет, — отвечаю я и сам не могу понять, как это у меня вырвалось. Я этого совершенно не планировал.

— Да уволь ты этого болвана, — срывается Джек.

— Не могу, — отвечает Мэгги.

— Еще как можешь! — говорит он.

— Джо, — говорит она. — Уйди, пожалуйста.

— Очень бы хотел это сделать.

— Послушай, тебе сказали, чтобы ты проваливал: Исчезни, а не то я тебя выкину сам.

Я начинаю медленно спускаться вниз и ничего не могу с собой поделать. Я понимаю, что должен уйти. Мэгги не является моей собственностью. И она меня не приглашала. Мэгги слегка вспотела, и теперь от дуновения ночного бриза эта влага начинает испаряться. Все ее тело покрывается гусиной кожей. Никогда еще мне не доводилось видеть женщину, в которой было бы столько жизни.

— Кончай, чувак, — говорит Джек.

Но я вопреки собственным намерениям снова говорю «нет».

В Голливуде нет человека, который не владел бы каким-нибудь боевым искусством. Джек занимается тайдзутсу. Это техника ниндзя, и ее преподают в одной из самых модных школ боевого искусства, которую возглавляет Сакуро Дзюдзо.

Я ниже Джека. К тому же лет на пятнадцать-двадцать старше. А плотность моего телосложения на первый взгляд кажется лишним весом. Но руководствуемся мы в данный момент отнюдь не здравым смыслом, ибо образ действий нам диктуют наши члены. Он не сомневается, что вырубит меня с помощью удара ниндзя, который отрабатывал в течение полугода. Он встает в стойку, намереваясь покончить со мной как можно быстрее.

— Нет! — кричит Мэгги.

Я ставлю блок и делаю шаг вперед, так как предпочитаю вести ближний бой, после чего наношу ему прямой удар правой в солнечное сплетение.

Все кончено.

Джек, ловя ртом воздух, падает на пол. Я поднимаю его и забрасываю к себе на плечо. Он продолжает задыхаться. Так всегда бывает, когда получаешь удар в солнечное сплетение: воздух из легких вылетает, и они так сжимаются, что открыть их снова сразу не удается. И в течение некоторого времени чувствуешь себя ужасно. Даже если знаешь, что это скоро кончится. Что касается Джека, то, похоже, он этого не знал.

— Прекрати, — говорит Мэгги. — Ему плохо. Ему действительно плохо.

— Нет, — отвечаю я, потому что знаю, что это скоро пройдет.

Я дотаскиваю его до машины. Обнаженная Мэгги плетется следом, и мне кажется, ей нравится происходящее. Лично мне все очень нравится. Я скидываю героя рядом с «феррари», и его дыхание постепенно начинает восстанавливаться. А вот эрекция у него уже точно прошла.

— У тебя есть ключи от машины? — спрашиваю я.

— Да пошел ты! Я убью тебя. Убью. Я тебя засужу. Считай, что тебя уже нет… чертов извращенец… — произносит он, не поднимаясь с земли.

— Простудишься, — замечаю я, повернувшись к Мэгги, и увожу ее обратно в дом.

Дело было во вторник, в пять часов вечера. Мел Тейлор ехал в Малый Сайгон. Ожидавшие его женщины болтали и смеялись в своей милой вьетнамской манере.

А он в очередной раз размышлял над тем, почему американки не могут быть такими же экзотичными, эротичными, изобретательными, симпатичными, подтянутыми и готовыми доставлять удовольствие, короче — раболепными и подобострастными. Не было человека, который не проклинал бы войну. Не было случая, чтобы ветеран, выступающий по телевидению или изображаемый в кино, не выглядел бы несчастным и раздавленным. Мел был не таков. У него сохранились самые светлые воспоминания о войне. В каком-то смысле годы, проведенные в Сайгоне, стали лучшим периодом в его жизни. Женщины, пища, изысканная жизнь. Во Вьетнаме он был богатым. У него была прислуга: кухарка, уборщица, прачка. Он был могущественным человеком. У него была обожавшая его любовница, перед которой не надо было отчитываться и которой не надо было хранить верность. А что у него было в Америке? Микроволновка, пылесос фирмы «Гувер», дом и жена.