Город без людей - Павел Иевлев

Впрочем, начиналось всё рутинно — качество окраски заборов, чистоты сортиров и консервации техники было оценено как удовлетворительное, солдатики на плацу чеканили шаг и дружно ревели что-то маршевое, а водка ждала своего часа в холодильнике. Потный красномордый генерал важно кивал и начальственно супил бровь, свита поддакивала, а Сутенёр — отмороженно молчал, как будто его тут и нет. Боруха он вроде как лично не знал, однако пару раз косил в его сторону змеиным своим глазом. То ли случайно, а то ли имея какую-то свою мысль на его счёт. Борух же, как всегда, старался не светиться, дабы избежать неприятных вопросов по поводу неуставной бороды. Хотя эту мелкую фронду ему позволяли, но каждому штабному хлыщу объяснять — увольте. Тем не менее, ощущение, что он как-то учтён и в каком-то качестве посчитан, его не покидало. Оставалось понять, в каком именно. Между тем, официальная часть подходила к концу, в Красном Уголке штаба накрывались столы, и подполковник Кузнецов, ещё почти трезвый, уверенно направлял комиссию в нужную сторону, чтобы в подходящий момент предложить «откушать, чего бог послал».

И откушали, и выпили «за Красную армию» — причём не раз и не два. Борух практически сразу смылся: рядом с Карасовым у него было такое чувство, как будто держишь в руке гранату без чеки — чуть расслабишься, отвлечёшься — и привет… Тут и водка в горло не полезет. Однако уже уходя, он заметил, как Сутенёр, покинув быстро пьянеющего громогласного генерала, незаметно увлёк подполковника Кузнецова в его кабинет. Оставалось только радоваться, что он, прапорщик Мешакер, теперь слишком мелкая фигура, чтобы привлекать внимание такой акулы, как Карасов, — Борух этому искренне порадовался и лёг спать, чтобы через несколько часов быть разбуженным обалделым дневальным. Оказалось — господин подполковник изволят немедленно требовать прапорщика к себе. Борух глянул на часы — полтретьего ночи. Дневальный был смущён, но решителен — сразу было видно, что начальник гарнизона отправил его не просто так, но с изрядным напутствием, на которые был мастак, и возвращаться без прапорщика для него хуже расстрела. Пришлось одеваться и тащиться в штаб, благо гулянка уже закончилась, а начальственных гостей увезли в город.

Подполковника он застал в ожидаемом состоянии — то есть мертвецки пьяным. Однако он был ещё в сознании — смутная надежда, что Кузнецов, не дождавшись Боруха, уснёт, не оправдалась… Судя по полупустой бутылке на столе, начальник гарнизона продолжил банкет в одиночестве.

—Товарищ подпо…

—Заткнись, Боря, и слушай сюда, — неожиданно трезвым голосом оборвал его Кузнецов. Таким голосом можно было резать стекло.

—Слушай один раз, я повторять не буду. Увольняйся из рядов, Боря. Выходи, блядь, в отставку. Прямо завтра — я тебе все подпишу. Увольняйся и уебывай.

—Но куда? Зачем?

—Куда хочешь, но за пределы области. Не спрашивай почему — не скажу. Просто сделай, как я сказал. Пиздуй отсюда.

—Но…

—Ты помнишь ту алтайскую историю?

—Такое, пожалуй, забудешь…

—Она их нихрена ничему не научила.

—И что теперь?

Но глаза подполковника стремительно помутнели — порыв прошёл, и водка оказала привычное действие. Он начал заваливаться в кресле, явно вырубаясь.

—Товарищ подполковник! Но как же…

Мутный взор вновь обратился на Боруха, но в нем уже не было и тени мысли.

—Какого стоим? Команда была — отбой! Ни хуя дисциплины в войсках… — пробормотал Кузнецов и уснул, рухнув головой на стол. Аккуратно подложив ему под лоб фуражку, Борух в задумчивости вышел из кабинета.

Сон уже не шёл, и прапорщик долго размышлял над услышанным. Конечно, подполковник был пьян до изумления, и в других обстоятельствах Борух списал бы услышанное на белую горячку, но само появление в их занюханном гарнизоне такого персонажа, как Сутенёр, наводило на мысли. Что делать? Уволиться и уехать, как советовал пьяный Кузнецов? Но как жить дальше? Когда тебе за сороковник, и никакой гражданской специальности, и нет ни жилья, ни семьи, ни денег… Куда податься бывшему военному? Армия накормит, оденет, обеспечит койкой, а на гражданке его никто не ждёт. Да полно, что ему терять?

Где-то в глубине души Борух понимал, что ему просто страшно покинуть привычный круг армейской жизни и ринуться в неизвестность. Понимал, но… Ничего не стал делать. Наутро подполковник не сказал ему ни слова, и похоже было, что он напрочь забыл все происшедшее. Вот только пить Кузнецов стал с тех пор куда больше. Он и раньше изрядно закладывал, разобиженный не сложившейся военной судьбой, но теперь его пьянство вошло в какую-то просто самоубийственную стадию — подполковник буквально не приходил в сознание неделями, забросив службу и гарнизонные дела. Борух некоторое время боялся, что в пьяном угаре тот застрелится — но обошлось. А жизнь, между тем, текла своим чередом, и ничего особенного вроде бы и не происходило.

Через месяц после визита в гарнизон прибыли «археологи» — кавычки вокруг этого слова Борух поставил сразу, как увидел их выправку и знакомую серую сталь в глазах. От ребяток настолько несло «конторой», что, когда они входили в комнату, всем непроизвольно хотелось зажмуриться, как от направленной в глаза лампы, и на всякий случай быстро съесть все лежащие на столе документы. Единственным штатским был небольшого росточка лысый пожилой очкарик, но и тот успел здорово пропитаться конторским духом и стать занозой в заднице. И меньше всего он был похож именно на археолога. Он носился по расположению с кучей тяжеленных железных ящиков, которые за ним, усираясь, таскали срочники, разворачивал и сворачивал какие-то антенны и вовсе не думал браться за лопату и метёлку. Его интересовала мощность подводимой к гарнизону силовой электрической линии, расположение основного и резервного радиопередатчиков, где проложены кабели ЗАС — в общем, Боруху периодически хотелось схватить его за грудки и спросить: «Ты что, падла лысая, шпион?» Останавливали вечно присутствующие рядом «археологи в штатском» и недвусмысленное распоряжение полковника — «оказывать содействие». Вскоре после прибытия «археологов» в городке перестала работать сотовая связь — «сломалась базовая станция», которую почему-то никто и не подумал чинить.

Вскоре подозрительные «археологи» отбыли восвояси, а там, где по указаниям лысого профессора солдаты вбивали колья с флажками, прибывшие со своей техникой военные строители быстро возвели купольный ангар. Туда въехали «секретчики», заперлись там и никого особо не беспокоили, если не считать реорганизации караульной службы и неизбежных казарменных страшилок про сушёных инопланетян и дух Чингисхана.

Постепенно прапорщик расслабился, отчасти позабыв про странный ночной разговор, отчасти списав его на пьяный психоз. И все же, некое шевеление вокруг продолжалось — ничего конкретного, во что можно было бы ткнуть пальцем и сказать: «Вот оно!», но все же, все же… Офицеры за бутылочкой любят потрындеть не хуже, чем их жены, и опытный человек может из этих пьяных баек вывести много интересного. Вот куда надо засылать шпионов — не в генштаб, а в бани и на рыбалки. Что там знают, на самом-то деле, в этом генштабе? Только то, что им наверх доложат по инстанциям. А в каждой инстанции что-то да подправят чуток, — не соврут, нибожемой, — но акцент немножко изменят, чтобы выглядеть в глазах начальства получше. И, пройдя по цепочке, из этих акцентов сложится картина настолько далёкая от действительности, что писатели-фантасты могут пойти и повеситься от зависти. А вот на офицерских пьянках можно узнать про армейскую жизнь такое, чего и министр обороны в страшном сне своём не представит. И все расскажут, как есть — ну, разве что, для красного словца чуть приукрасят, — а как же без этого? И такие государственные тайны открылись бы шпиону, что государство и само о них не подозревает иной раз.