Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл

очень странную книгу под названием из девяносто девяти слов, первыми тремя из которых были «История северных народов». Главу тридцать девятую книги тринадцатой, озаглавленную «О наказании пьяниц», предваряет следующий рисунок.

«Ни у кого нет разумной причины напиваться, – пишет Олаф. – От частого и неумеренного пьянства изо рта исходит зловоние. Галлы, упившись, становятся дерзкими и нахальными, германцы – вздорными и драчливыми, готы – беспокойными и мятежными, а финны – чувствительными и слезливыми. Такие пороки проявляются у любого пьяного человека, и он заслуживает соответствующего наказания за дурное и непристойное поведение»[54].

И каково же соответствующее наказание? Пьяных «сажают на скамью с острейшим клином, и это сиденье с помощью веревок поднимается вверх. Пьянице предлагают осушить огромнейший рог, наполненный пивом, и чем быстрей он сделает это, тем быстрей покинет неудобное острое сиденье». Таким образом, это еще один вариант (пусть и довольно туманный) происхождения слова «похмелье»: вынужденный опохмел клин клином, будучи подвешенным на остром сиденье.

Потом было пальто для пьяниц – это когда из винной бочки делают смирительную рубашку. Газета времен Гражданской войны в Америке писала: «Одного несчастного правонарушителя совершенно бесплатно обрядили в дубовый макинтош, голову просунули в отверстие, вырезанное в одном конце бочки, а другой конец вынули вовсе. Так бедняга и „шатался“ самым безутешным образом, а со стороны он выглядел как недовылупившийся цыпленок».

В 1680 году губернатор провинции Массачусетс-Бэй Джон Уинтроп упоминает некоего Роберта Коула, который «в наказание за пьянство должен теперь носить на шее красную букву D[55] в течение года». Некоторые ученые считают, что этот уничижительный кулон дал название «Алой букве»[56]. Опять же, свисающая с шеи пьяницы буква могла послужить основанием называть похмелье именно так.

Несмотря на все перечисленные и весьма горькие корни, англоговорящие ученые смогли проследить использование слова hangover как «последствия неумеренных возлияний» лишь до 1904 года, когда оно впервые появилось в шуточной книге, озаглавленной «Дурацкий словарь».

До Второй мировой войны слово употребляется крайне редко. А потом – понеслась. Настолько, что, если вы вобьете его в Ngram Viewer – гугловский инструмент, составляющий график использования слова в книгах, получите следующее.

Немногие существительные выстраивают такую альпийскую гряду. И перейти ее не так-то просто. И пусть немало времени потребовалось, чтобы найти правильное слово, зато и работает оно безотказно – отчасти благодаря своему, быть может, ненарочному двойному смыслу: озвучивает ощущение остатков, а точнее, обломков прошлой ночи, которыми переполнена ваша голова, безвольно свисающая из отверстия в бочке, ну или над чашей унитаза.

Джеймс Харбек, автор блога Sesquiotica, предлагает более многословное объяснение:

Что же, hang уж точно звучит как надо: отдает казнями и заусенцами[57], отзвуком напоминает о назидании[58] и всяческих бах, бряк, тарарах[59] и иже с ними. Over имеет нотки окончательности, но вместе с тем и надвигающейся угрозы. Целиком слово начинается с крепкого, ударного первого слога и продолжается двумя безударными долями. Однако это не совсем дактиль, трехдольный размер; звучит скорее как половинная и затем две четвертные ноты. Словно с размаху опустился молот: сильный удар, два маленьких отскока.

Наверняка как-то так и звучат попадание на стул с клиньями, падение оземь в деревянной бочке или болтание кверху ногами в беседочном узле ранним-ранним утром.

Часть четвертая

Безумный Шляпник в Средиземье

В которой наш герой оказывается в старой доброй Англии, где кует сталь, кроет крышу и проваливается в кроличьи норы. В эпизодах – кузнец, друид и Перепой, О Боже Похмелья.

Англичане – нация гедонистов, пиратов и авантюристов; когда нам не дают отправиться на завоевание других народов, мы готовы топить наше горе любыми способами.

Джули Бёрчилл[60]

Руки дрожат, голову разрывает на части, а я бью молотом по наковальне. Эхо – большой бабах и два небольших отскока – отдается от наковальни, и молот едва задевает мою заготовку. «Давай снова в горн», – ревет кузнец с длинными волосами и бакенбардами такого же огненно-рыжего цвета, как и снопы искр вокруг нас. Вопреки своей фамилии, Ричард Вуд[61] – человек стали и огня, кузнец-философ, металлург-самоучка, который возглавляет факультет изящных искусств Плимутского университета и, кроме прочего, читает лекции по 3D-печати.

«Суть не в том, чтоб все сразу получалось, – изрекает он. – Если не ошибаешься, значит, и душу не вкладываешь. Ценность неудач не всякий способен оценить». Что ж, тогда я безмерно богат. Я вновь закладываю стальную болванку в горн.

В самой горячей точке температура горна составляет тысячу триста градусов, заготовка раскалена добела и сияет, как звезда в ночном небе. Обливаясь потом, вытаскиваю ее и пытаюсь успокоиться, избавиться от звона в голове. Похмелье так не лечится. А на сегодня оно и не планировалось.

Я в графстве Девон в Англии. В первую очередь, по заданию редакции я изучаю здесь древние ремесла и пишу об этом статью. Во-вторых, проверяю идею о том, что в прежние времена люди не страдали от современного похмелья, потому что пили не так и не то, что мы. Ричард Вуд эту идею с энтузиазмом поддерживает. «Пока я работаю, похмелья не чувствую, – утверждает он. – Из меня все выходит в кузнице вместе с по́том!»

На время этого эксперимента я перестал испытывать на себе средства от похмелья и оставил все свои маленькие пакетики со снадобьями по ту сторону Атлантики. Я решил пользоваться только тем, что найдется здесь, в Старом Свете. Мне даже удалось обнаружить правильный напиток – пару дней назад в Лондоне я познакомился с медоваром. План был такой: целый день пить медовуху, одновременно вкалывая, как древний кузнец, чтобы в кузне все и осталось; далее я намеревался лечь пораньше и проснуться без похмелья.

Но вчера все внезапно пошло наперекосяк, что со мной случается нередко. На сей раз приключения начались в викторианском поместье, переоборудованном в декадентскую Страну чудес с апартаментами и номерами в духе книги Льюиса Кэрролла. В каждом номере был бесплатный, забитый под завязку мини-бар. Бесплатный. Забитый под завязку.

Как пишет Адам Роджерс в предисловии к своей книге «У барной стойки»: «Недостаточно восхищаться красивыми бутылками позади барной стойки, наполненными разноцветными жидкостями. Вы должны спрашивать, что это за бутылки, чем их содержимое отличается друг от друга и откуда оно берется. Безнаказанно забираться так