Анклав - Энн Агирре

А я танцевала до упаду. И тут меня подергали за руку – гляди-ка, мелкая. Точно, из самых маленьких. Это она хихикала надо мной тогда в кухнях, и в общей спальне мы спали рядом. Грязное личико светилось от восхищения – я тоже такой была. К счастью, мне удалось вспомнить ее номер.

Ее глаза благодарно вспыхнули, когда я сказала:

– Как дела, Двадцать Шесть?

– А я смогу научиться драться, как ты? Ну, когда-нибудь?

– Если будешь много тренироваться и не будешь прогуливать уроки – обязательно научишься.

Она доверительно сообщила:

– Не хочу стать старой мерзкой Производительницей!

– И правильно. Если сильно хочешь чего-то – обязательно получится.

Эх, сказал бы мне кто-нибудь это в ее возрасте… Но новички были слишком заняты собой – выпендривались перед ветеранами. А ветеранам было не до мелких.

Двадцать Шестая убежала, а я пошла с остальными Охотниками в ту часть жилого квартала, которую они забрали себе. Больше сюда никто не решался заходить. Я сама-то здесь оказалась в первый раз. Горящие факелы разгоняли темноту. Строители понимали, как мы важны для анклава, и натащили сюда настоящих кресел и подушек. А тут и впрямь неплохо – лучше даже, чем у старейшин. Хотя, может, я там не все видела, у них есть скрытые привилегии.

С Невидимкой я старалась глазами не встречаться. Поэтому села рядом с Краном. Тот улыбнулся во весь рот:

– Эй, новенькая, ты ж не обиделась?

– Да нет, – улыбнулась я в ответ.

Они взяли меня в какую-то игру, которая уже шла до моего прихода, и я аж жмурилась от счастья – наконец-то мне удалось стать одной из них. «Двойка. Охотница». Это самый счастливый день в моей жизни!

Час летел за часом, и Шелк вдруг отвела меня в сторону. И сказала – с улыбкой:

– Добро пожаловать.

– Спасибо.

Интересно, за что я ее поблагодарила? Впрочем, главное, что я это сказала.

– Я тут командую, понятно?

Шелк широким жестом обвела столпившихся вокруг Невидимки Охотников. Напарника поздравляли.

– Я им сказала, что вы двое заслужили прощение и теперь снова часть команды. Что вы понесли заслуженное наказание и больше не будете бузить.

Тут она примолкла.

– А вы не будете, я правильно понимаю?

Ах вот оно что. Теперь понятно. Это нам так популярно объясняют, что Невидимку приняли как своего только потому, что она так приказала. И я радуюсь хорошей компании только благодаря ей. Что значило: нечего тут разглагольствовать про Нассау и умных Уродов – ну и про несчастных Норных. Если, конечно, мне охота и дальше вкушать простые жизненные удовольствия. Моя работа – не думать и не планы строить. Я Охотница, к тому же из новеньких. Думать за меня будут старейшины. Мне пришло в голову, что чем ближе я узнаю Шелк, тем больше меркнет ореол героини, который окружал ее в моих глазах еще с того времени, когда я была мелкой. Чем дальше, тем меньше она мне нравилась. С другой стороны, она стала такой, потому что иначе порядок поддерживать невозможно.

И я энергично покивала:

– Мы будем четко следовать приказам, сэр.

Несколько недель все шло отлично. На патрулировании ничего такого не происходило, мяса мы сдавали предостаточно, и мне очень нравилось чувствовать себя Охотницей. Иногда в туннелях попадались Уроды – но, опять же, разве это происшествие? Мне все равно думалось, что когда Уроды обожрут все тела в Нассау, они отправятся на поиски ближайшего анклава. То есть к нам. Но я благоразумно помалкивала и ни с кем не делилась своими соображениями. И тут случилось страшное. Приключилась беда. Правда, совсем не такая, как я ожидала.

В тот день мы с Невидимкой вернулись из патруля чуть ли не последними. Мы обошли больше ловушек, чем обычно, – половина силков оказались пустыми, и чтобы наполнить мешки мясом, пришлось попотеть. Неприятно, конечно, но мы же Охотники, а не кто-нибудь, – так что в конце концов справились. По пути завалили парочку Уродов, но это была не драка, а так, ерунда. Твари еле стояли на ногах – худющие, облезлые и слюнявые.

Мы перелезли через баррикаду, и я поняла – что-то не так. Часовые на нас едва обратили внимание. Люди, не Уроды? Проходите. Их взгляды были прикованы к тому, что творилось в общем зале.

Я посмотрела на Невидимку, тот пожал плечами и взвесил в руке полный мяса мешок. Добычу мы свалили в общую кучу – Шнурок разберется – и подкрались поближе. И прислушались к происходящему. Хранитель слов вел судебное заседание, по сторонам от него стояли Белая Стена и Медяшка.

Перед ними, в круге враждебных лиц, мялся здоровенный парень с волосами цвета соломы. Ну конечно, все побросали работу и сбежались посмотреть на суд. Мы протолкались сквозь толпу, и Хранитель улыбнулся мне. Да, улыбнулся. Словно хотел сказать – ну, ты же все понимаешь, правда?

– Ты обвиняешься в воровстве и присвоении ценностей! – строго произнес Белая Стена.

– Признаешь ли ты свою вину? – спросила Медяшка.

– Нет! Я ничего такого не делал!

«О, нет, только не это». Я не могла рассмотреть развернутое ко мне в профиль лицо, но узнала голос Камня. На руках у него сидел мелкий, лицо перекосило от страха.

– Шелк обнаружила это под твоим тюфяком!

И Хранитель слов высоко поднял тоненькую яркую книгу, из тех, которые я принесла.

– А еще видели, как ты шатался вокруг архивов. Ты можешь представить какие-либо объяснения, прежде чем мы огласим приговор?

По лицу моего друга текли слезы. Мелкий у него на руках тоже почувствовал неладное и принялся тихо, жалобно хныкать.

– Это не мое! Я вообще не знаю, как это ко мне попало!

А я стояла, смотрела на все это – и понимала, как оно к нему попало. И мне аж тошно стало от этого понимания. Да и Кегля наверняка тоже ни в чем не был виноват… просто они время от времени выбирали наугад гражданина и подбрасывали ему артефакты в жилище. А потом обвиняли в присвоении ценностей. Просто чтобы люди помнили, как оно бывает, когда нарушаешь закон. И заодно отбивали охоту задавать лишние вопросы. Надо же, а ведь когда-то я считала старейшин добрыми и мудрыми…

Но я с тех пор сильно поумнела.

Камень не выживет на Поверхности. К тому же у него мелкий. Он, наверное, произвел на свет того мальчика, что сидит у него на руках. Ну уж нет, я это так не оставлю. Тот мелкий из туннеля разбередил мою совесть и приходил во сне. Что же случится, если я не вмешаюсь сейчас и моего друга изгонят?

– Доказательства преступления неопровержимые, – громко произнес Белая Стена. – Вот улики.

– Это мое, – вдруг ни с того ни с сего выкрикнула я.

Меня тут же вытолкнули из толпы грубые руки. Я споткнулась, но удержалась на ногах. Сердце бешено колотилось. Что я делаю? Что я делаю? Зачем, почему?! Я не хочу, не хочу расставаться с единственным родным местом на земле! Не хочу уходить из дома!