День отца - Елена Лабрус
Шрифт:
Интервал:
Да, Князев, да! Я помню: ты и со свадьбой моей был против. И когда мы решили взять Стефанию, один мне говорил: «Какой на хрен приёмный ребёнок! Купите яйцеклетку, но пусть хоть на половину, как положено, ребёнок будет твой. А вообще… сука, Рим, тебе тридцать лет, ты здоровый мужик, у тебя нет с этим проблем… Я же говорил: не торопись! На хрен ты вообще женился? На хрен тебе сейчас приёмные дети? Вот заведёшь своих, потом и подумаешь о чужих…»
Чёртов циник! Ты мог хоть через раз быть прав?
Они с моей тёткой словно договорились свести меня с ума: она — своими теориями одна мрачнее другой, он — своей неприязнью.
— Что-то я не пойму тебя ни хрена, Князев. Всё же выходит ровно так, как ты и предупреждал. Какого хрена ты злишься? Считаешь, это стоит нашей дружбы?
— Твоя Орлова, видимо, стоит, — усмехнулся он.
— Батя мой Рамзес! Да ни при чём тут Орлова?!
— При том, Рим! — встал он. — При том! Не думал, что однажды тебе придётся это сказать, но, вижу, ты ни хрена не разбираешься в бабах. А как снова встречаешь свою Орлову, так мозги у тебя и вовсе отказывают.
— Отказывают, Олег, — вздохнул я. — Увы, отказывают. Как у всех. Не я первый, не я последний идиот на этой земле, готовый ради любимой женщины на всё.
— И тебе кажется, что всё у вас хорошо? — навис он надо мной как скала, заставив задрать голову.
— Нет, у нас не всё хорошо. Я очень боюсь потерять Стешку. Со Славкиным здоровьем как-то не очень до сих пор. И то, что она замужем, а я женат — тоже нехорошо. Но не выходит в жизни так, чтобы всё идеально. Вот не выходит и всё. Но я стараюсь это исправить. Мы стараемся.
— Мы! — хмыкнул он.
— Да — мы. Мы это обсудили. И, неожиданно, но, кажется, мы хотим одного и того же: быть вместе. Я, Слава, Конфетка. Но пока мы стараемся не заглядывать так далеко вперёд, просто делаем что должны, и просто радуемся каждому дню, что у нас есть. Вместе.
— А ключевое слово тут не «мы», не «вместе», Рим, а «кажется».
— Пусть так, — подтянул я ноги, собираясь встать. Острое чувство, что зря я пришёл: он не слышит меня, я — его, и мы только окончательно сейчас разругаемся, тянуло закончить побыстрее и уйти. — Но я и раньше так поступал, ты прав, и сейчас поступлю, как считаю нужным, Олег. Отвечать за свои решения мне. И пусть лучше они будут неправильные, чем чужие. И всю жизнь потом я не буду корить себя за то, что кого-то послушался, а не поступил так, как считал нужным. Я не буду больше перед тобой оправдываться. Надоело. Всё что я хотел сказать, я сказал.
Он вытянул руку, призывая меня сесть на место, когда я дёрнулся встать.
— Ты многого не знаешь о своей Орловой.
— Не знаю, ты прав, — упёрся я локтем в сиденье дивана и подпёр голову, давая понять: хорошо, я слушаю. — Так объясни мне, наконец, какого чёрта ты к ней цепляешься. Чем она так тебе насолила, что ты её терпеть не можешь?
Он кивнул и развёл руки в стороны, возвышаясь надо мной как статуя Христа-Искупителя на вершине горы в Рио-де-Жанейро:
— Я. С ней. Спал.
на сцену вышел голый ленский
зал замер в полной тишине
и станиславский поперхнулся
на не
— Что?
Я подскочил на ноги с такой скоростью, словно меня подбросили.
В детстве, в юности, Князев всегда был выше меня, но не сейчас. Сейчас я давно вырос, а в плечах был даже шире. Кулаки сжались непроизвольно. Суставы хрустнули.
— Ты с ней… Когда?
— Спроси лучше: зачем? Зачем я тебе это говорю, — выражение лица у него было такое, словно он хлебнул чего-то невыносимо горького.
— И зачем ты мне это говоришь? — прохрипел я еле слышно.
— Затем, чтобы ты протрезвел. Чтобы понял наконец: она не такая, как тебе всю жизнь кажется. Она…
— Заткнись! — рявкнул я, подозревая, что он сейчас мне расскажет со всеми подробностями. Как обычно, не стесняясь.
— Не заткнусь, Рим! — крикнул он громче меня. — Или думаешь, если ты закроешь рот мне, или сам закроешь глаза и уши, этого не станет? Скажу тебе честно: я хочу того же — чтобы этого не было. Хочу забыть, избавиться к чёртовой матери от этого воспоминания. И не горжусь тем, что промолчал. Но это было. Мы провели вместе ночь. Это случилось где-то через год, — он прищурил один глаз, считая в уме, — нет чуть меньше, как она вышла замуж за своего Бахтина, и ты женился. В мае.
Я тоже посчитал: Славка вышла замуж в июне, я женился почти сразу — в августе (в июле сделал Полине предложение, через месяц нас по закону расписали). Следующий май — это меньше года.
Князев допил скотч, влив его в себя одним глотком. Захрустел во рту льдом — у меня аж зубы заныли. Заныли вкупе с затёкшими кулаками, что я так и сжимал, глядя на его смазливую рожу, и тем местом за грудиной, которое болело сильнее всего.
— В тот солнечный майский день… — начал Князев, пока шёл за ещё одной порцией скотча. Посмотрел на меня от стола с выпивкой, предложил кивком, я так же молча отказался, и он не стал настаивать. — …я проиграл в суде. Довольно простое дело, которое я неожиданно, глупо, бестолково и бездарно проиграл… бабе. Красивой бабе. Я шёл нервный, кровожадный, злой на весь мир, мимо ювелирного магазина, увидел в витрине рекламу, что-то вроде «на память о лучших моментах вашей жизни» и вдруг решил купить себе что-нибудь памятное, чтобы никогда не забывать, как вредно потакать инстинктам. Зашёл в магазин.
Лёд зазвенел о стекло, когда Князев бросил его в стакан. Забулькала жидкость.
— Не могу сказать, что я был рад её видеть, твою Орлову, — вернулся Олег со стаканом в руке. — Я ненавидел её за то, что она с тобой сделала. И это было очень свежо. Ненавидел за то, что ты еле выкарабкался. За то, что женился… — он предостерегающе поднял руку, когда я хотел возразить, и скривился. — Я тебя умоляю, а то здесь кто-то не понимает почему ты так поспешно женился. Из-за неё. Только не спорь, Рим! — скривился он.
Да не спорю я, не спорю, Князев.
Я шумно выдохнул, разжал кулаки и упал на диван. В ногах правды нет — сказала бы моя тётка. Ноги меня и так не держали, а уж от той правды, что вываливал на меня Олежек и подавно.
— Ну и? — выдохнул я.
— Ну и слово за слово, я купил зажигалку, сделал памятную гравировку и пригласил Орлову выпить.
— И она?..
— Согласилась, — развёл он руками. Сел рядом. — Уж не знаю, правда ли она была рада возможности узнать о тебе, или только делала вид, но когда мы пошли в бар, то говорили в основном о твоих делах. Говорили, говорили и, как водится, надрались. Я тогда жил на съёмной квартире, недалеко. Ну ты помнишь.
— Помню, — кивнул я, пока он, морщась, нехотя, как лекарство, глотал горький скотч.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!