Голоса летнего дня - Ирвин Шоу

— Уверена, ты можешь освободиться и сыграть во вторник, — сказала Ли. — Почему-то всякий раз, когда я звоню тебе во вторник в офис, мне говорят, что тебя днем не будет.

— Да, — кивнул Бенджамин. — Вторник подходит.

— Я вам позвоню прямо с утра, — сказал Стэффорд. — Конечно, все зависит от того, какая будет погода. У Ли, я так понимаю, есть ваш телефон?

— Видимо, да, — ответил Бенджамин. — Так, значит, до вторника, да?

Наконец он подошел к окну. Теперь Пегги говорила со Сьюзан. Наверняка бывшая жена брата снова критикует всех мужчин, членов семьи Федровых, подумал он. А еще изливает злобу на весь белый свет, накопившуюся со времени развода с Луисом. Подойдя к Пегги, он заметил, что та не сводит глаз с Джоан и ее актера, которые болтали сейчас с Ли и Стэффордом. Лицо Пегги показалось Бенджамину еще более «закрытым», чем в тот, самый первый, момент, когда он только появился в гостиной.

— Добрый вечер, дорогая. — Он поцеловал Пегги в щеку. От ее волос пахло свежестью и весной. Он очень любил запах ее волос и с удивлением понял вдруг, что может замечать такие вещи, даже когда она его раздражает. Как, к примеру, сегодня вечером.

— Ну, удачно прошел ленч? — осведомилась Пегги.

— Угу.

— А теннис?

— Но ведь дождь шел, — ответил Бенджамин. — Разве ты не заметила?

— Весь день просидела дома, — сказала Пегги. И голос ее тоже показался ему каким-то «закрытым», как лицо.

— Я как раз говорила Пегги, — встряла Сьюзан, — что Луис, по-моему, должен непременно показаться психоаналитику.

«Это, по всей видимости, далеко не все, что ты успела ей наговорить», — злобно подумал Бенджамин, всматриваясь в лицо жены.

— И она со мной согласилась, — добавила Сьюзан.

— Пегги фанатично верит Фрейду, — сказал Бенджамин. — Что и понятно. Естественная реакция на диктат отца…

— Вы просто не принимаете меня всерьез! — сердито и с горечью воскликнула Сьюзан. — Никогда не принимали! Не думайте, я все вижу! Все понимаю!.. И считаю, что отчасти в случившемся виноваты вы! — И Сьюзан отошла, готовая разрыдаться.

— Почему бы тебе не оставить бедняжку в покое? — спросила Пегги. — Ей и без того тяжело.

— Да она просто дура, — сказал Бенджамин. — И зачем это тебе понадобилось соглашаться с ней, что Луис должен показаться психоаналитику?

— Потому, что я тоже так считаю.

— О Господи!

— Я что, перед тем как открыть рот, должна всякий раз спрашивать, согласен ты с тем, что я скажу или нет? — Пегги говорила тихим низким голосом, так, чтобы только ему было слышно, но в нем отчетливо улавливалась ярость. — Тогда оставляй номера телефонов, по которым тебя можно поймать, чтоб я могла это спросить. Номер «Оук рум», к примеру.

— О чем это ты?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем. Я звонила. А перед этим позвонили Уинстоны, приглашали на обед. Вот я и хотела узнать, как ты, хочешь пойти или нет. Но тебя там не оказалось. Так утверждал старший официант.

Бенджамин вздохнул. Он мог, конечно, сказать жене, что старший официант его просто не нашел. Но он чувствовал, что сегодня вправе не использовать эту спасительную ложь. Ведь это он считал себя обманутым, считал, что с ним поступили жестоко и несправедливо. В конце концов, ведь не по своей же вине не пошел он сегодня в «Оук рум»! Фойнес не успел вернуться в город, а Пегги, насколько ему помнится, все утро провисела на телефоне — вот он и не смог пригласить ее на ленч. А ведь хотел. Он отвернулся от замкнутого личика жены и обвел взглядом комнату. Джоан со своим актером двигались как раз к ним с Пегги. Вот они поравнялись с Ли. Рядом с Ли стоял Стэффорд и еще несколько мужчин в темных костюмах. Чертовски все же они тесные, эти гостиные в нью-йоркских квартирах, подумал Бенджамин. И тут услышал смех Ли — низкий, волнующий, холодный и одновременно призывный. Последнее, видимо, относилось к нему, так он, во всяком случае, чувствовал, хотя помимо него в гостиной у Роузов собралось еще человек двадцать мужчин. А может, подумал он, позвонить ей прямо завтра утром? Позвонить и сказать, что жить без нее не может, что женится на ней. И они вместе с ней уедут из этого города и никогда больше не будут ходить на эти проклятые коктейли!..

— Мне позвонили из офиса Фойнеса, — сказал Бенджамин и тут же разозлился на самого себя за то, что пришлось унизиться до объяснений. — Предупредили, что встреча отменяется. Потом я пытался дозвониться тебе, если уж хочешь знать правду. Но было все время занято.

— Неужели? — холодно бросила Пегги.

— И лично мне все равно, веришь ты или нет. — Он ощущал себя чистым и честным, едва ли не святым, всего лишь оттого, что говорил правду, а ему не верили. Позднее он, разумеется, улыбнется при мысли о столь слабом утешении, но в тот момент, чувствуя волны слепого и злобного недоверия, исходившие от Пегги, он, что называется, закусил удила. И испытывал почти наслаждение, выступая в роли непонятого и несправедливо обиженного мужа.

— Так куда же ты пошел на ленч? — спросила жена.

— Позвонили одни люди из города, ну, я и отвел их…

— Какие еще люди?

— Ты их не знаешь… — Да Ли и за миллион лет не задаст ни одного подобного вопроса, подумал он. В семье вопросы задает муж!

— Я никого не знаю, — сказала Пегги. — Маленькая скромная женушка, домохозяйка в фартуке, целый день на кухне, день и ночь только у плиты! Конечно, она никого и ничего не знает, куда уж ей!

«Интересно, — подумал Бенджамин, — как мы сейчас выглядим со стороны? Ведь если смотреть с расстояния хотя бы в фут, любой подумает: вот хорошо одетая женщина стоит и обсуждает со своим любящим мужем, как прошел день. Мне бы самому оказаться хотя бы чуть подальше от нее, в футе. Или еще лучше — в миле. Или на Мадагаскаре…»

— Я пригласил Джоан и ее приятеля актера пообедать с нами, — сказал он. Через минуту парочка, пробившись сквозь толпу гостей, подойдет к ним, а сюрпризов ему не хотелось.

— Трус… — прошипела Пегги.

«Она слишком хорошо меня знает, — подумал Бенджамин. — Чертовски хорошо. Может, лучше уйти прямо сейчас?» И он снова вздохнул.

— Еще один вздох, — сказала Пегги, — и ты уберешься отсюда. И нечего хлестать мартини без передышки. Это твой четвертый бокал.

— Третий, — поправил он.

— Нет, четвертый, — сказала она. — Я считала.

«Джентльмены не должны подсчитывать и мелочиться…» Бенджамину сразу вспомнилась теплая, залитая солнечными бликами спальня со старинным зеркалом на стене. Но и настоящие леди тоже не должны. Сама Пегги пила весь вечер вермут со льдом. Трезвенница. Еще одна черта, дававшая ей как бы моральное преимущество над ним и раздражавшая сверх всякой меры. В пику ей он жадно опустошил бокал и взял с подноса новый.

— А Сьюзан поделилась весьма любопытной информацией, — сказала Пегги. — О твоей подружке Джоан Паркс.