Безнадежность - Колин Гувер

Он смотрит на мой рот, и я тут же прикусываю нижнюю губу. Иначе я могла бы укусить его самого.

— Позволь тебе кое-что сообщить, — произносит он низким голосом. — Когда мои губы коснутся твоих, это будет твой первый поцелуй. Потому что если ты раньше ничего не чувствовала, значит, тебя никто не целовал по-настоящему. Не так, как я собираюсь тебя поцеловать.

Он роняет руки и отступает к плите, неотрывно глядя мне в глаза. Потом поворачивается к своим кастрюлям. Как ни в чём не бывало. Как будто не понимает, что с этого момента все парни на свете утратили для меня привлекательность.

Не чуя под собой ног, я сползаю вниз, пока не приземляюсь задницей на пол.

— Спагетти у тебя получились отстойные.

Я засовываю в рот очередную порцию и зажмуриваюсь, наслаждаясь лучшей в мире пастой.

— Не ври, тебе нравится, — откликается он, встаёт из-за стола, берёт салфетки и протягивает одну мне. — И вытри подбородок, он у тебя весь измазан соусом от отстойных спагетти.

После инцидента у холодильника вечер вернулся в нормальную колею. Холдер дал мне стакан воды, помог подняться, шлёпнул по попе и заставил работать. Вот, оказывается, что мне требовалось, чтобы спастись от неловкости. Хороший шлепок по заднице.

— Ты когда-нибудь играл в «обеденный квест»? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— А это интересно?

Я киваю.

— Так мы сможем узнать друг друга получше. Через пару-тройку свиданий мы только и будем что обжиматься, и пока есть время, нужно прояснить все-все вопросы.

— Справедливо, — смеётся он. — Каковы правила?

— Я задаю тебе очень личный, очень неудобный вопрос, и тебе не разрешается пить и есть, пока ты не ответишь честно. И наоборот.

— Похоже, это просто, — замечает он. — А если я не отвечу?

— Умрёшь от голода.

Он барабанит пальцами по столу, затем решительно кладёт вилку.

— Играем.

Вероятно, мне следовало бы заранее приготовить вопросы, но, учитывая, что я придумала игру тридцать секунд назад, это было бы довольно нелегко. Я делаю глоток колы (лёд в ней уже растаял) и задумываюсь. Страшновато копать слишком глубоко, раньше это плохо кончалось.

— Ладно, вопрос. — Я ставлю стакан на стол и откидываюсь на спинку стула. — Почему ты пошёл за мной тогда, у магазина?

— Я же говорил: принял тебя за другую.

— Это понятно, но за кого?

Он нервно ёрзает на стуле и прокашливается. Тянется за своим стаканом, но я перехватываю его руку.

— Не пить! Сначала отвечай.

Он со вздохом уступает.

— В тот момент я и сам не был уверен. Просто увидел тебя и понял, что ты мне кого-то напоминаешь. Но чуть позже понял — мою сестру.

Я вздрагиваю и морщусь:

— Я напоминаю тебе сестру? Фи, Холдер, это непристойно.

Он смеётся и тоже строит гримасу.

— Ну, не в этом смысле. Совсем не в этом, она даже не была на тебя похожа. Просто я увидел тебя и подумал о ней. И я сам не знаю, зачем попёрся за тобой. Знаешь, было ощущение какого-то сюра, как в тумане. А потом эта внезапная встреча около моего дома… — Он обрывает себя на полуслове и опускает взгляд на свои пальцы, обводящие край тарелки. — Как будто всё было предопределено, — добавляет он тихо.

Делаю глубокий вздох и впитываю в себя его ответ, старательно обходя последнее замечание. Он поднимает на меня обеспокоенный взгляд — кажется, решил, что слова меня испугали. Я ободряюще улыбаюсь и показываю на его стакан.

— Теперь можешь пить. Твоя очередь задавать вопрос.

— Начнём с простого, — откликается он. — Я хочу знать, кому перешёл дорогу. Вчера получил загадочное сообщение: «Если ты встречаешься с моей девочкой, внеси деньги на счёт и прекрати тратить мои, урод».

— Это, наверное, от Шесть, — смеюсь я. — Ну, моей подруги, которая каждый день присылает мне восхищённые эсэмэс.

— Я надеялся, что ты так и скажешь, — кивает он, наклоняется вперёд и сощуривается, — потому что терпеть не могу конкурентов, и если бы сообщение пришло от парня, уж я бы ему так ответил, что мало не показалось бы.

— Ты ответил? Что ты написал?

— Это вопрос? Потому что если нет, я бы хотел немного поесть.

— Попридержи коней и отвечай.

— Да, я ответил. Написал: «Как я могу положить деньги на счёт?»

Как пишут в книжках, моё сердце тает, и я изо всех сил сдерживаю глупую улыбку. Самой себе кажусь жалкой.

— Я пошутила, это не был вопрос. По-прежнему моя очередь, — заявляю я.

Он кладёт вилку и закатывает глаза.

— Остынет же всё!

Ставлю локти на стол и упираюсь подбородком в ладони.

— Расскажи о своей сестре. Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени?

Он запрокидывает голову, смотрит в потолок и трёт ладонями лицо.

— О-ох, а ты и правда задаёшь очень глубокие вопросы.

— Такая игра, не я придумала правила.

Он снова вздыхает и улыбается, но в этой улыбке столько печали, что мне немедленно хочется отозвать вопрос.

— Помнишь, я говорил, что прошлый год у нашей семьи выдался хреновый?

Я киваю.

Он прочищает горло и снова начинает обводить пальцем край своей тарелки.

— Сестра умерла тринадцать месяцев назад. Совершила самоубийство, хотя мама предпочитает говорить: «намеренно превысила дозу».

Говоря это, он неотрывно смотрит на меня, и я отвечаю тем же, хотя это неимоверно трудно — смотреть ему в глаза сейчас. Понятия не имею, что сказать, но я сама виновата, не надо было поднимать этот вопрос.

— Как её звали?

— Лесли. Я называл её Лес.

Уменьшительное имя поднимает во мне волну печали, и внезапно у меня пропадает аппетит.

— Она была старше тебя?

Он наклоняется над столом, берёт вилку и накручивает на неё спагетти. Подносит вилку ко рту.

— Мы были близнецами, — произносит он бесстрастно, прежде чем положить еду в рот.

Господи! Я тянусь за своим стаканом, но теперь Холдер перехватывает мою руку.

— Моя очередь, — мямлит он с полным ртом. Дожёвывает, запивает глотком колы, вытирает рот салфеткой. — Расскажи про своего отца.

На сей раз стон издаю я. Скрещиваю на столе руки и смиряюсь перед неизбежным.

— Я уже говорила, что не видела его с трёх лет. У меня не осталось никаких воспоминаний о нём. То есть, я думаю, что не осталось. Даже не знаю, как он выглядит.