Под опасным солнцем - Мишель Бюсси

А главное, и я вполне могу вам в этом признаться, я всегда мечтала вот так вести расследование, в одиночку, как героиня романа, которая без конца бросается в пасть волку, но в конце концов его ловит или, еще того лучше, приручает.

Моя детская мечта: стать детективом.

Двойная детская мечта: стать детективом и написать об этом книгу! Моя бутылка, брошенная в океан, может быть, превратится в большой роман, в котором ни одна линия не оборвется.

Задумавшись, я спотыкаюсь о корень иланг-иланга и чуть не падаю. Кое-как удерживаюсь на ногах, схватившись за ветку. От деревни доносятся запахи сандала, дикого ананаса и пакалоло — местной конопли, от этого мои мысли снова начинают мельтешить.

Откровенно говоря, даже если бы и не эта детская мечта и не книга, мне все равно пришлось бы вести расследование. У меня нет выбора — я должна защищаться! Я прекрасно понимаю, почему Янн так на меня посмотрел, когда пришел в пансион, я знаю эту манеру полицейских. Он смотрел на меня не просто как на подозреваемую, он смотрел на меня как на виновную. Почему?

Медленно спускаясь к Атуоне, я успеваю навести порядок в своих мыслях. Во всяком случае, пытаюсь это сделать. Такое впечатление, что следы ведут во всех направлениях, примерно как от единственной круговой развязки на Хива-Оа, перед аэропортом, где сходятся все пути и дороги острова. И ни одного указателя.

Куда, например, приведет новое направление в расследовании, несколько минут назад заданное Маймой, — этот садовник, укравший жемчужину? Может ли след привести к Мари-Амбр? Богатство у нее от мужа, отца Маймы, одного из самых богатых в Полинезии фермеров, выращивающих черный жемчуг. В хижине мэра пахло ее духами, значит, прошлой ночью с Пьер-Ивом была она, а не Мартина. Потому что она — его любовница? Зачем такой богатой и привлекательной женщине, как Амбр, и вроде бы не так уж страстно любящей литературу, спать с этим толстым писателем? Ладно, допустим… Мари-Амбр и Пьер-Ив — любовники. У них назначено ночное свидание. ПИФ неожиданно открывает Мари-Амбр жестокую истину, они ссорятся — и все завертелось. Здесь появляется развилка, есть два возможных направления.

Первое — Мари-Амбр в припадке неконтролируемой ярости убила Пьер-Ива, а следом Мартину, потому что той была известна часть правды. Второе — Пьер-Ив и Мари-Амбр поссорились, но после того, как рыбак Камай ушел, помирились и сообща решили заставить Мартину замолчать…

Вот и первые дома деревни. Несколько кошек, настолько же тощих, насколько упитанны островитяне, спят под окнами пустующей жандармерии.

Пьер-Ив и Мари-Амбр — любовники и сообщники? Это самый широкий след, прямо-таки шоссе, вот только я не могу по нему двигаться. Колесики в этом механизме не крутятся, смазка отсутствует — нет ни малейшего намека на мотив. Должно быть что-то другое…

Тики?

Татуировки?

Напротив почты, под манговым деревом, самозабвенно целуется влюбленная парочка. Он приехал на мотороллере, она — на велосипеде. На Маркизских островах потрудиться всегда приходится женщинам! Как у всех здешних девушек, у нее длинные черные волосы, для контраста за ухом торчит белый цветок тиаре, у нее хорошенький круглый животик, который ее гонщик не решается погладить у всех на глазах.

Влюбленная пара…

Мне вспоминается завещание Мартины.

Еще раз увидеть, один-единственный раз, единственного человека, которого я любила за всю свою жизнь.

Значит, она умерла, не простившись с ним, не увидевшись с ним, если только не вообразить, что этот человек, на которого она так надеялась, вернулся… чтобы ее убить!

Нелепо! Я осознаю, что сочиняю невообразимые сценарии преступлений, внушенных страстью. Это чтобы не смотреть правде в лицо? Не видеть, до чего убога моя личная жизнь? Да ладно, мне надо провести расследование и написать детективный роман, а до моих чувств вам дела нет, успею рассказать потом.

Иду через деревню. Прохожу мимо запертой жандармерии с закрытыми ставнями, потом перед открытой дверью туристического агентства — его сотруднице велено не давать никаких карт, никаких проспектов и никаких советов за исключением одного: наймите проводника! Еще через несколько метров, рядом с единственным на всю деревню фургончиком-забегаловкой, прокатная машина неосторожно припаркована под кокосовой пальмой.

Я отмечаю все и размышляю. Версию проклятых любовников, взбалмошной блондинки и гениального писателя, решаю пока что отложить. Про пять таинственных тики тоже сейчас думать не буду, чтобы сосредоточиться на версии, которая способна, по-моему, все объяснить, — татуировки!

Миную памятник погибшим, который охраняют два розовых тики, на нем выгравированы всего два имени, по одному на каждую великую войну, не забывайте о том, что они были мировыми. Перекладываю в уме другие части головоломки: камешки с нарисованным Энатой, первый — оставленный на вещах Пьер-Ива, второй — на кровати Мартины. Какая связь может существовать между этими рисунками и теми, что были вытатуированы на телах двух жертв убийцы из пятнадцатого округа?

Девятнадцать лет прошло…

У перекрестка несколько молодых людей ждут, сидя на пластиковых стульях, один держит в руках укулеле. Мне остается пройти метров пятьдесят, заведение, куда я направляюсь, стоит посреди белого сада с нежными оттенками жасмина, гардении и плюмерии. В нем работает официальный татуировщик Хива-Оа, и это единственное заведение, доступное туристам, которые ради того, чтобы увезти с собой прекрасное воспоминание о Маркизских островах, запечатленное на коже, готовы неделю обходиться без купания.

Вхожу. Сегодня толпы желающих не видно. Я одна в маленькой квадратной комнате, напоминающей одновременно кабинет зубного врача и приемную психолога. По крайней мере, так это мне представляется. С одной стороны — медицина: высокая кушетка, стальные дермографы, шприцы, компрессы, банки с разноцветными чернилами и другие, пахнущие спиртом для дезинфекции. С другой — подсознательное: повсюду на белых стенах нарисованы черным маркизские мотивы, солнца, черепахи, ящерицы, пауки, буйволиные рога, наконечники копий и всевозможные эзотерические символы. Тщетно высматриваю пресловутого Энату, и тут дверь открывается.

— Кахоа[19].

Я стою разинув рот.

— Что вам угодно?

Я ждала, что увижу маркизского татуировщика с повадками массажиста, точную копию колоссов весом в сто двадцать кило, которые разъезжают по острову на внедорожниках «тойота», а руки у них как стволы баньяна. Но передо мной стоит приветливый мужчина ростом метр восемьдесят, стройный, как чистокровный конь, с мускулами тонкими, как лианы. В белом халате. Улыбается, точно доктор Хаус. Глаза кошачьи. Скромная и элегантная татуировка на шее под бритым блестящим черепом.

До чего хорош!

Меланезийский тип с добавкой всего лучшего, что есть на каждом из тихоокеанских островов: гавайское спокойствие, австралийская элегантность, аура острова Пасхи и маркизская мужественность.