Тайны Реннвинда. Проклятие дня - Елена Сокол

– Уже почти затянулось. – Хрипло говорю я.

Но она качает головой. Рана достаточно глубокая – Сара резанула меня от души.

– Может попасть грязь, давай, обработаем. – Нежно говорит она.

Ей около сорока. Длинная темная коса, воинственная походка, мужская рубаха, грубые джинсы, ковбойские сапоги. Женщина, что не желает представляться, очень похожа на одиночку: у нее печальные серые глаза, а в доме не видно фотографий родных или детей.

– Спасибо. – Кротко отвечаю я.

И слежу за ее движениями, когда она обрабатывает мою рану антисептиком и накладывает пластырь.

– Вот так. – Она позволяет себе скупую улыбку. – Так куда ты направляешься?

– На юг. – Решаю не распространяться я.

– В километре отсюда станция, по утрам ходит автобус.

– Спасибо. – Опускаю взгляд.

Денег на билет у меня все равно нет.

– Могу тебя до нее подвезти.

– Я сама дойду. – Спешно отвечаю я. – Но спасибо.

– Как пожелаешь. – Она встает. – Ванная комната там, одежду я сложила на диване, постельное тоже.

– Благодарю.

После душа я расчесываю волосы пальцами и заплетаю косу. Зацепляю ее найденной на полке детской цветной резинкой: надеюсь, хозяйка сильно не рассердится. Одежда, которую она оставила, оказывается мне в пору. Забавная девчачья рубашка в розовую клетку, кроп-топ и льняные брюки цвета хаки. Этот комплект подчеркивает мою юность и беззаботность (если бы они у меня были).

Вечер я провожу на заднем дворе, сидя на качели и глядя на тлеющее на горизонте солнце. Нужно направить куда-то оставшиеся силы. Если не буду убивать, начну угасать. А убивать я не буду. Значит, времени у меня осталось не так уж много.

Когда темнеет, пёс провожает меня в дом. Идя по коридору, я замечаю табличку на одной из дверей: «Алис». Резные розовые буквы – точно заголовок из журнала для девочек-подростков.

Я так и не решаюсь войти без спроса. Возможно, на мне одежда этой самой Алис. Вряд ли, женщина без имени скажет мне, кем она ей приходится, и куда подевалась. Да и не мое это дело.

Я иду в гостиную и стелю себе на диване. Ханси укладывается рядом на пол. Встаю, чтобы взять со столика наручные часы – у них разноцветный пластмассовый корпус и электронное табло с таймером и будильником.

– Не кипятись, – прошу собаку, – я не собираюсь их воровать. Вот, смотри, кладу рядом с подушкой, чтобы смотреть на них ночью.

И только после этих слов Ханси кладет голову на лапы и закрывает глаза.

Я устраиваюсь на диване в позу йога и задумываюсь: не будет ли наглостью с моей стороны попросить у хозяйки дома еще и кроссовки? Идти пешком до Моненфлода в резиновых сапогах будет проблематично.

И не замечаю, как ко мне подкрадывается сон.

Белый олень стоит, не шевелясь. Лишь подрагивает одно ухо – он прислушивается. Тишина леса его настораживает, пугает, животное чувствует таящуюся среди кустов опасность. Понимает, что нужно бежать, но уже поздно – зверь оказывается быстрее: шипя, вытягивается в струну и наскакивает сверху.

Редкая сухая листва вихрем поднимается в воздух, и олень под тяжестью мохнатого охотника падает на едва прогретую весенним солнцем траву. Он оглушен, пытается сопротивляться, но силы не равны. Его молодое тело подрагивает, глаза блестят, запоминая лес, а затем закрываются.

Я проваливаюсь куда-то, а затем оказываюсь в том же лесу. Наблюдаю за этим словно со стороны. Так и есть: я – немой свидетель, пролистывающий картинки чужой хроники. Кто-то позволяет мне смотреть, и я смотрю.

Дым стелется над черными верхушками деревьев. Посреди поляны вьется костер. Капля крови падает в котелок, и бурлящее варево заходится шипением. Пахнет тлеющей хвоей, прелой травой и жженой костью.

– Это точно поможет? – Спрашивает темноволосая девушка, сидящая на коленях и держащаяся за живот. Она полностью обнажена и изнемогает от подступающих схваток. – Это спасет моего ребенка?

По ее лицу градом катится пот.

Другая девушка надевает ей на голову корону из оленьих рогов с повязанными на них длинными красными шелковыми лентами.

– И тебя, и ребенка, Карин. – Обещает она. Окунает в котелок гладкую длинную палочку, похожую на школьную указку, слегка дует на нее, а затем встает перед подругой на колени. – Я не позволю ему лишить тебя жизни.

Затем просит ее вытянуть руки и повернуть ладонями вверх. А потом прижигает горячим варевом запястья роженицы, выводит на коже странные рисунки.

– Больно! – Дергается обнаженная.

Налитая грудь колыхается, живот сводит напряжением. Женщина пытается подняться, но светловолосая удерживает ее на месте:

– Потерпи еще немного. – Отбрасывает палку. – Или хочешь умереть?

– Нет! – Лицо беременной перекашивается от боли.

– Я есть земля! – Громко кричит светловолосая, помогая подруге удержать на голове корону из рогов. Вздымает взор к серебристому диску луны в темном небосклоне. – Я есть трава! – Впивается пальцами в виски темноволосой. – Я есть лес! Я – природа и олицетворение ее могущества!

А затем опускает пальцы в миску с кровью и рисует на лбу роженицы какие-то знаки. Поднимается на ноги и начинает петь. Кричит, визжит, хохочет – эти действия больше похожи на беснования. Костер разгорается все больше, языки пламени трещат и подскакивают выше.

– Я умираю! – Кричит темноволосая, падая на землю. Рога валятся под куст. – Умираю! – Выдирает пальцами траву из земли. – Умоляю, помоги мне, помоги! Ингрии-и-ид! Помоги!

А та носится вокруг костра, выкрикивая пугающие звуки. Ее голос поднимается над поляной и разносится по всему лесу, заставляя разбегаться животных и улетать насекомых.

– Помоги мне, Ингрид! – Плачет женщина, подтягивая ноги к тугому животу.

– Кричи: «Помоги мне, Великая Сила!» – велит та.

– Помоги мне, Великая Сила, – рычит роженица, утыкаясь лицом в прохладную траву. – Помоги!

Светловолосая, полностью обнажившись, поджигает пучки с травой, перевязанные черной тесьмой. Опускается на колени перед подругой и начинает что-то шептать: быстрее, громче, еще громче – ее заклинания переходят в бессвязные выкрики.

– Что со мной? – Стонет та испуганно.

Ночной воздух наполнен дымом костра и огненными всполохами, она больше не чувствует ничего, кроме боли.

– Ложись на спину, – приказывает светловолосая.

– Что со мной, Ингрид? – Хнычет роженица.

Все тело сводит потугами.

– Тебе выпала большая часть, Карин. – Торжественно провозглашает Ингрид, устраиваясь меж ее разведенных ног. Растирает в руках пепел догоревшей травы и кладет ладони на ее живот. – Сегодня ты подаришь жизнь особенному существу. Твое дитя обретет силу, которая изменит мир.