Тайны Реннвинда. Проклятие дня - Елена Сокол

– Сегодня не принимаю. – Насупливается она, разглядывая меня.

– Я пришла к Гили. – Сообщаю я, заметив ее настороженность. – Старая Гили. Бабушка Гили. Знаете такую?

Женщина стоит, не шелохнувшись. Только складок на ее лбу становится с каждой секундой все больше.

– Старуха Гили. Неужели, это имя ничего вам не говорит? – Спрашиваю я, не дожидаясь, пока ее лицо превратится в сморщенный урюк. А затем снимаю с пальца кольцо Сары и протягиваю ей. – Вот.

– Кто ты? – Она понижает тон голоса. – Откуда? – Оглядывается по сторонам, а затем ловким движением выхватывает у меня кольцо.

– Я – Нея. Из Реннвинда.

– Хм. – Сверлит глазами шрам на моей ладони женщина.

Я прячу руку в карман плаща.

– Сара и Анна Фриман. Знаете их? Это они послали меня сюда, велели найти старую Гили.

Хмыкнув, женщина ставит таз на деревянную лавку и указывает мне кивком головы:

– За мной.

Подобрав полы сарафана, она устремляется вверх по склону.

Оглядевшись, я вижу, что на меня направлены несколько пар глаз: из окон трейлеров, из-за кустов, из-за ржавого остова машины. Взрослые и юные каале с интересом наблюдают за этой сценой. Пожав плечами, я отправляюсь следом за женщиной.

– А куда мы идем? – Кричу ей в спину, едва успевая переступать через извилистые корни деревьев. – Она живет в лесу?

– Что с рукой? – Спрашивает цыганка, игнорируя мой вопрос.

– Так, поранилась.

– Во время ритуала? – Она оборачивается, чтобы метнуть в меня хитрый взгляд.

Я облизываю губы.

– Может быть.

– Надеюсь, он помог. – Звучит вполне искренне.

– Я тоже.

– И как там Анна? Как Сара? – Цыганка так бодро вышагивает, что мне становится все труднее за ней поспевать.

– Вроде неплохо. – Отвечаю я.

Не считая нападения драуга – но то мелочи.

– А как в Реннвинде? Все еще царят строгие порядки?

– Э… Если вы имеете в виду местные устои…

– Я имею в виду отношение к нашему брату. Там все еще пытаются контролировать каждого, кто занимается чем-то, что недоступно простым смертным?

– Ах, вы об этом. – Пожимаю плечами. – Ну, если говорить об Анне, то она зарабатывает на жизнь, помогая людям с помощью своих способностей. Вроде как, у властей нет к ней претензий. А что касается тех, кто пользуется черной магией…

– Ясно. Значит, Хельвины все еще на троне.

– А… Э… Вроде того. Так что насчет старой Гили? Как-то мы далеко забрели…

– Уже пришли. – Цыганка останавливается и показывает куда-то перед собой.

Я не сразу замечаю приютившуюся в низине среди высокого кустарника серую избушку.

– Ух, ты. Здорово. Вы спросите у нее, примет ли она меня, да? – Любезно улыбаюсь я.

– Старуха Гили умерла двадцать лет назад. – Усмехается цыганка, упирая руки в бока.

– Не понимаю. – Хмурюсь я, бросая взгляд на домишко. – Зачем тогда меня отправили сюда? Это же ее дом?

– Да. – Кивает она. – Здесь мы прячем своих, когда у них возникают проблемы с законом. У каале такое часто бывает, понимаешь?

– Но…

– Старуха Гили была чокнутой отшельницей. Умирая, она завещала хранить ее жилище для каждого, кому нужен кров, и кто нуждается в защите. Если Анна послала тебя сюда, значит, хотела, чтобы мы спрятали тебя здесь. Ты же бежишь от кого-то? Так?

– Так. – Вздыхаю я.

– Тогда добро пожаловать к старухе Гили. – Улыбается цыганка. – Можешь оставаться здесь столько, сколько понадобится. Никто из наших не побеспокоит. Но если кто-то из чужаков будет спрашивать о тебе, мы сразу предупредим.

Избушка старухи Гили – настоящий музей старины. На десяти квадратных метрах целая коллекция воспоминаний из причудливых вещиц и ненужного хлама.

Плетеные шкатулки с сухоцветами, полки, заставленные изысканными фарфоровыми сервизами с ручной росписью и неказистыми металлическими чашками с отбитой местами эмалью, корзины для грибов и ягод, наполненные принадлежностями для шитья и ветхими тканями, старые книги с пожелтевшими страницами, наборы для сургучной печати, медные подсвечники, перья и чернила, наборы канцелярских кнопок всех мастей и размеров, гребарий под стеклом на бревенчатых стенах, коллекция ржавых ключей на гвоздях над дверью.

Эти вещи создают атмосферу, но совершенно ничего не рассказывают о бывшей хозяйке этой лачуги. Ничего из ее одежды или личных предметов не осталось, даже ни единого снимка в рамке или в фотоальбоме. Ее будто и не было здесь никогда, но я отчетливо ощущаю ее присутствие. Особенно когда начинает смеркаться, и приходится зажечь свечу. Когда я беру острый ножичек, чтобы вонзить в кожу чуть ниже локтя на внутренней стороне руки, ее пламя мелко дрожит.

Старуха будто протестует против того, чтобы я резала себя, но другого выхода у меня нет. Вчера я выставила будильник на десять минут, но с трудом смогла разлепить веки по их прошествии – мой организм истощен отсутствием сна и находится на пределе. Лучше совсем не спать, чем уснуть и не проснуться вовремя, а на утро обнаружить, что убила во сне кого-то.

Сегодня седьмой день, как я здесь. Или восьмой. Точно уже не знаю. Все эти дни я пыталась направить куда-то свои силы, своих монстров, чтобы не причинить вреда любимым людям. Я искала Ингрид. Повторяла ее имя около двухсот раз прежде, чем уснуть, а, уснув, лишь плутала по темному лесу и слышала ее смех. Лесная ведьма знала, как защититься от меня, и каждый раз, когда я пыталась выйти на ее след, лишь бродила по темным лабиринтам разума, попадая в ее ловушки.

Мои демоны требуют крови. Я все отчетливее слышу их голоса. «Убей, убей, убей» – шепчут они, когда мне хочется спать. Я спрятала подушку и одеяло, которые манят меня, стоит лишь на них посмотреть, оставила только нож, которым ставлю на себе зарубки, чтобы раздражать мозг: пока он ощущает боль, мое сознание не думает о сне. Боль отвлекает, она постоянно держит организм в тонусе.

Моя сила растет.

Да, та самая сила, что черна как ночь. Та, что не подчиняется мне, что хочет захватить контроль. И если честно, я не знаю, чего жду. Наверное, собственной смерти. Ведь если умру, то больше никому не смогу навредить. И сейчас, когда силы на пределе, смерть не кажется таким уж страшным исходом – гораздо сильнее я боюсь заснуть перед тем, как потеряю сознание от истощения.

Нужно сопротивляться, нужно искать выход. Даже если он – смерть.

– Нея, ты тут?

Я бросаю подушку на кровать, прячу под нее нож и отдергиваю рукав.

– Да, заходи. – Встаю с узкой кровати.