Загадай меня - Елена Левашова

пепел… Возле тебя ничего не цветет…»

«Ничего не говори, просто жди… Мне нужно, чтобы ты меня ждала…»

Я ни о чем не могу думать, кроме Феди. Хожу, как сомнамбула, пишу скучные лекции, монотонно отвечаю на вопросы преподов, варю невкусный суп в комнате, больше похожей на каморку и… думаю, думаю, думаю о парне и словах бывшей подруги. Словно наяву, вижу его глаза – голубые, прозрачные, как лед и вспоминаю слова песни, которую Федя тогда пел…

Песня обо мне… И, по всей видимости, для меня. Интересно, кто ее сочинил? Неужели, Федька? Обязательно попрошу его спеть, когда он приедет.

– Поленкина, что вам известно о геопластике? – вздрагиваю от звонкого голоса Анны Вадимовны – преподавателя по ландшафтной архитектуре.

– Геопластика – создание искусственного рельефа или, если можно так выразиться, художественное преобразование рельефа. – Прочистив горло, отвечаю я. Странно, я вроде бы не болтала, чего она ко мне привязалась?

– Продолжайте, – Анна Вадимовна странно прищуривается.

– В XIX веке геопластика широко использовалась в практике садоводства как способ «улучшения» естественного рельефа. Создание искусственных холмов и насыпей, гротов и террас – мощное средство преображения ландшафта, позволяющее уйти от монотонности и однообразия равнинной местности, выявить и подчеркнуть красоту ландшафта. – Мой голос тихим эхом прокатывается по высоким стенам аудитории.

– Садитесь, Варвара. Если вы плохо себя чувствуете, я могу отпустить вас, – смягчившись, добавляет Анна Вадимовна.

Чего-чего? Ну, прикорнула немного – что такого-то?! Не болтаю, никого не отвлекаю. Надуваюсь, как еж и бурчу под нос:

– Спасибо, Анна Вадимовна, со мной все в порядке.

Опускаюсь на стул и тотчас возвращаюсь в выдуманный мир, где мы с Федькой были вместе… Анна объявляет перерыв. Я продолжаю неподвижно смотреть на заснеженный город через окно аудитории, пока не получаю ощутимого удара в бок.

– Поленкина, ты ходила к гинекологу? – шипит Майка. – Бледная, как… глист.

– Фу, Малинина, скажешь тоже. Ходила. Врач сказала дождаться месячных, а потом возобновить курс таблеток. Еще… анализы, УЗИ. Короче, забей, Майка.

– Ну и почему ты такая? Подавленная… Смотреть на тебя не могу, Варь. – Со слезами в голосе протягивает Майка. – Неужели из-за Лики, Варь? Неделя уже прошла… Варька, ты… ты осунулась, похудела. Ты… не ешь ничего, лежишь все время. Ну, позвони ты ему, чего страдаешь?

– Майка моя, да что ты? – обнимаю Малинину. – Просто странно это все…

– Что? – всхлипывает она.

– Федька вчера всем звонил, Майя. Чередниченко, Вареникову, Петрухину с четвертого курса. Тот грохотал по коридорам универа этим своим… басом, мол, какие молодцы наши Горностай и Самохвалов. Уехали работать, не побоялись трудностей. Даже Савелию Эдуардовичу Федька звонил – оказывается, он его любимчик. Всем… кроме меня.

– Позвони сама, Поленкина. – Взмаливается подруга, теребя малиновые пуговички вельветовой рубашки. – Переживаешь же…

– Он и писать перестал, – выдавливаю хрипло. – Нет больше «люблю, скучаю, жду встречи…». Нет больше ничего между нами, Майя. – Обреченно вздыхаю и демонстративно захлопываю тетрадку.

– Напиши ему, спроси, что стряслось?

– Писала вчера и сегодня. Не отвечает. – Растираю виски и лоб и морщусь, как от мигрени.

– Когда Федька возвращается?

– Чередниченко сказал, что в конце января. Решили задержаться. – Во рту становится сухо, как в пустыне, а в глазах, напротив… чересчур мокро.

– А учеба? – Удивленно качает головой Малинина.

– Дистанционно сдает. Ты же знаешь Горностая – он отличник, ему все можно. – Закатываю глаза. – Как-то резко он ко мне охладел, Майка. Наверное, я и правда дрянь… И полюбить меня не за что. И… ничего возле меня не цветет, только вянет.

– Перестань, Варя! Нашла кого слушать! Ну эту… предательницу. Разве можно так, как она, а? Такие слова… гадкие, жалящие… Разве это по-человечески?

Я всегда говорила, что Майка Малинина может работать сестрой милосердия. Обнимаю ее крепко, поглаживаю по теплым плечам, чувствуя, как горячие слезинки обжигают щеки. Всю душу ты мне вытрепал, Горностай! Влез под кожу и поселился в сердце. Жалко, что слишком поздно…

Глава 24

Варвара

Жизнь превращается в высушенную пустыню. Очевидно, сбывается проклятие Лики Беккер, иначе, как объяснить, что со мной происходит? Я говорить не могу. Открыть рот кажется непреодолимой задачей. Сделать шаг – чудовищным испытанием. Я пропускаю занятия и целыми днями лежу без сил. Поднимаюсь, чтобы не пугать Майку и бросить в себя какую-то еду. Меня морозит, тошнит и еще… у меня задержка. Да, чтобы понять, что я беременна, мне не нужно идти к врачу. Надо попросить Малинину купить тест. На всякий случай. Хотя я и так знаю, что там будут две полоски. Ирония судьбы, как вы считаете? Варька Поленкина, выдумавшая беременность теперь беременна на самом деле! Прямо сюжет для сериала. Как быть? Как признаться в этом парню, который слышать ничего обо мне не хочет? Федька ничего не ответил… Мало того, сообщения так и остались в статусе непрочитанных. Мои вопросы, просьбы объясниться – он даже не соизволил открыть переписку. А, может, заблокировал меня… Как это я сразу не подумала!

Приподнимаю тяжелую, как чугун голову и пялюсь на мокрое от слез пятно. Наволочка пропиталась ими полностью. Какая же я стала жалкая! Растеклась, поверила, воспрянула, как птица Феникс… Влюбилась. В голубые чистые глаза и мягкую улыбку лучшего друга. «Дай мне себя… Ничего сейчас не говори…» Может, надо было сказать, что люблю… Пускай бы это было неправдой…

В мои всхлипывания вплетается звук открываемого замка. Малинина пришла с семинара на перерыв. Сейчас пообедает мясным соусом, сваренным мной, и отправится на лекцию к Драконихе Петровне.

– Варюшка, ты как? – надтреснуто спрашивает она.

– Я беременна, Майка. – Объявляю без прелюдий. – Задержка четыре дня. Тошнит и…

– Ну, дела, Поленкина. Поэтому ты… лежишь всю неделю? Тебе плохо, Варь? Если плохо, давай сходим к врачу? Не могу смотреть, как ты… страдаешь.

– А надо ли? Ходить к врачу и беспокоиться о ребенке. Я не нужна ему, Майя. И ребенок мой… тоже не нужен. Так-то… – глубоко вздыхаю, прикусывая губу до боли. Много чести всяким там, чтобы я беспрестанно плакала.

– Варька… – Малинина расстегивает куртку и обнимает меня. Всхлипывает, причитает… Грозится божьим судом Федьке и Личке. Вот дуреха! – Ты же аборт не собираешься делать, Варь?

– Не знаю. А как я потяну ребенка одна?

– Федька