Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон

— Мадам! — строго произнес крупье, и рука мгновенно была убрана.

Выпало двадцать четыре. Счастливчик получил свой выигрыш. Голова молодой женщины поникла. Португалка похлопала соседку по плечу. Последовало очередное угощение папироской, женщина встала, повернулась и встретилась взглядом с Фельзеном. Она улыбнулась.

— Господин Фельзен, не так ли?

— Вы правы, сеньорита ван Леннеп, — сказал он, передавая ей стопку фишек. — Вы не поставите на «красное» за меня?

Безразличие ее как рукой сняло. Выпало «красное». Она обернулась.

Он разделил фишки и отдал ей половину.

— Это вам. Если хотите играть, играйте пятьдесят на пятьдесят, помните только, что…

Она отвернулась было к столу, но вдруг поняла, что выслушать до конца очень важно.

— Что «что»? — спросила она.

— Играйте не по необходимости, а только ради развлечения.

Португалка, которая, встав, оказалась не выше сидевшей за столом ее приятельницы, кивнула, соглашаясь с этим.

Лора ван Леннеп сунула фишки в сумочку, Фельзен взял ее под руку, они отправились в «Вундербар» и выпили виски. Потом они танцевали на ярко освещенной площадке, где Фельзен чуть не сшиб одного из спутников мадам Бранеску, таскавшего ее взад-вперед по паркету с такой натугой, словно она была чугунная. Они раскланялись, после чего Фельзен и его дама уселись за один из передних столиков и заказали виски.

— Вы так и не сказали, что привело вас в Лиссабон, господин Фельзен.

— А куда делся ваш приятель? Эдвард Бертон, если не ошибаюсь?

— Ему пришлось уехать на север. Он наполовину англичанин, наполовину португалец родом из-под Порту. Союзники, знаете ли, широко используют таких, как он, в торговле. Полукровки знают здешний народ. Он говорил мне, что у него какая-то ответственная работа, но, по-моему, он человек недалекий.

— Зачем же вам было просить его о помощи?

— Он молод, с приятной внешностью и имеет связи…

— Но на даму в американском консульстве это не подействовало.

— Он пытался. Она любит молодых и красивых…

— Но при этом и с деньгами.

Она кивнула с унылым видом и оглянулась на игровые залы.

Смолкнувший оркестр освободил мадам Бранеску от необходимости танцевать, и она прошла мимо Фельзена, стрельнув на него взглядом.

— Кто это? — спросила Лора ван Леннеп.

— Мадам Бранеску, — отвечал Фельзен. — Главная по визам в американском консульстве.

На лице женщины появилось выражение, отчасти сходное с любовным экстазом.

Спустя час Фельзен уже вынимал жемчужную булавку, отстегивая воротничок рубашки. Вынув из манжет золотые с монограммой запонки, он положил их на туалетный столик рядом с письмом на фирменной бумаге отеля «Парковый», предназначенным мадам Бранеску. Затем расстегнул пуговицу на рубашке.

— Дай я, — сказала девушка.

Ее взятое напрокат вечернее платье лежало на кресле. Она привстала на кровати в черной комбинации и таких же чулках. Он приблизился к ней, чувствуя первый прилив адреналина, дрожь возбуждения, шевельнувшую широкие черные брюки. Она расстегнула ему рубашку, спустила с плеч подтяжки. Он притянул ее к себе, чувствуя, как напряглось ее тело. Она расстегнула на нем брюки, и те упали на пол. Ее голова чуть подрагивала, когда она снимала с него трусы. Стянув их, она пунцово покраснела.

В ванной, порывшись среди бутылочек с одеколонами и лосьонами, предоставленными отелем «Парковый», она нашла то, что ей было надо, — жасминовое масло. В комнате, стоя в одной расстегнутой рубашке, ее ждал Фельзен.

Ее массаж пробудил в нем безрассудство. Он испугал ее, когда, схватив, повалил на кровать и рванул с нее уже довольно ветхие, отороченные кружевом трусики.

— Осторожно, — с беспокойством сказала она, отводя его руку и пытаясь утихомирить. Он стоял между ее голых пяток, просвечивающих сквозь дырочки изношенных шелковых чулок. Когда он взял ее, она громко вскрикнула, откинувшись на спину. Фельзен ухватил ее за бедра и вновь притянул к себе. Ее лицо кривилось от боли, горло судорожно дергалось, но он не отступал.

Фельзен сам удивился тому волнению, которое чувствовал при каждом ее болезненном вздрагивании. Финал наступил быстро. Они лежали в кровати при свете, овеваемые холодным ветерком из раскрытых окон. Она дрожала, сжавшись под одеялом, еле удерживаясь от слез. Это всегда заставляло ее плакать от стыда. Сколько раз это случилось с ней за три месяца?..

Фельзен курил. Он предложил ей папиросу, но ответа не последовало. Он был сердит, так как ожидал большего. Удовлетворение он получил, но голова его по-прежнему была полна мыслями об Эве.

Спал он плохо и, проснувшись, обнаружил, что находится один в сыром от морского ветра и промозглом номере. Он закрыл окно. Письма мадам Бранеску, которое он написал для девушки, не было, как не было на туалетном столике и золотых с монограммой КФ запонок, подаренных ему Эвой на его последний день рождения.

Позже днем он поймал такси и съездил в Лиссабон в пансион «Амстердам» на Руа-де-Сан-Паулу. В конторе ответили, что слыхом не слыхивали ни о какой Лоре ван Леннеп; по описанию никто не мог ее припомнить. Он прошелся по соседним пансионам — с тем же результатом. Он посетил американское консульство, где ему встретилось множество лиц, но одиноких женщин там не было. Напоследок он спустился и к пароходству, но двери его были закрыты, а причал пуст. «Ньяса» ушла.

13 марта 1941 года.

Гуарда, Бейра-Байша.

Португалия.

Всю ночь в Гуарде шел дождь. Лил он и за завтраком, и во все время совещания с другими уполномоченными, которое созвал Фельзен, чтобы выработать тактику закупки и перевозки вольфрама — по три сотни тонн в месяц до конца года.

Вся масштабность задачи ясно представилась ему после того, как он увидел находившийся под патронатом англичан рудник Бералт в Панашкейре. И рудник, и окружавшие его постройки были внушительными, а колоссальная гора шлака уже стала частью пейзажа. Чтобы выработать столько шлака, под землей должен быть целый городок из штолен и многих километров подземных галерей. Во всей Вейре не было ничего, даже отдаленно напоминающего это. Это воплощение инженерного гения каждый год выдавало на-гора по две тысячи тонн вольфрама. По сравнению с этим другие рудники района казались лишь царапинами на поверхности земли. Единственной надеждой Фельзена было заинтересовать рабочих в увеличении выработки. Ну и, конечно, воровать, где можно.

Началось совещание неудачно. Люди и без того работали в полную силу, но и мечтать не могли о трех сотнях тонн в месяц. Они жаловались на португальских владельцев, уловивших движение рынка и придерживающих акции. Затем они ополчились на британцев, введших практику предварительных закупок, что взвинтило цены и сделало португальцев прижимистыми.