Неизвестный Киров - Алла Кирилина

И уже совсем недопустимым является искажение исторических фактов. Так, Н. А. Ефимов пишет: «…Киров указывал: „И если оно (красное знамя. — А.К.) позовет вас сегодня пролить еще новые потоки крови врагов рабочего класса, то сделайте это!" Практическим воплощением в действительность этого призыва служило подавление антисоветских восстаний местном населения, в частности восстания в Елисаветполе (Гяндже), где от рук большевиков в 1920 г. погибли многие тысячи повстанцев, а сам город, очевидно, за особые заслуги Кирова в подавлении этого восстания, в 1935 г. был переименован в Кировабад»[137]. Ссылка дается автором на Мельгунова, а последний даже называет цифру в 40 тыс. расстрелянных[138].

Прежде всего надо все-таки учитывать, что в Гяндже мусаватисты всегда находили пристанище. Сюда бежала большая их часть после советизации Азербайджана. Вместе с ними здесь нашли приют и те турецкие войска, которые подчинялись бывшему командующему всей армии Турции Нури-паше. Общая численность восставших в Гяндже 25 мая — 12 тыс. человек. Если допустить, что все они были расстреляны при подавлении мятежа, то все равно это только 12 тыс., а не 40, как пишет Мельгунов. Кроме того, следует помнить, что там в течение почти 6 дней шли бои, в ходе которых были жертвы с обеих сторон, конечно и среди восставших. Но сколько именно их погибло, мы сказать сегодня не можем. К сожалению, цифры потерь как белых, так и красных неизвестны.

Что касается высказывания Кирова, то, как говорят военные, оно имело место. Но думаю, вряд ли стоит видеть в этой метафоре, часто используемой политиками в митинговых речах, да еще и произнесенной в ситуации жестокого военного противостояния, признаки «большевистской кровожадности» Кирова…

Антисоветские мятежи в Азербайджане действительно были: в начале июня — в Карабахе, немного позднее — в Закатальском, Кубинском уездах и, наконец, в мае — в Гяндже. Вопрос только в том, какое отношение имел Киров ко всем этим мятежам, в том числе в Гяндже. Киров не владел ни одним из языков народов, населяющих Азербайджан, и использовать свое, несомненно, присущее ему ораторское искусство, не мог. Подавляющая часть населения республики была неграмотна и владела только тюркским языком. А самое главное, что в начале второй декады мая, не позднее 15-го, Киров отзывается в Москву, а восстание в Гяндже началось 25 мая и было подавлено 31 мая. Киров в это время был в Москве. Поэтому участвовать в подавлении восстаний в Гяндже и уездах Азербайджана он просто физически не мог. Более того, находясь в Баку в начале мая 1920 года, Киров в основном занимался транспортировкой нефти в центральные регионы страны. Только за первые три дня его пребывания в городе отсюда было направлено в Астрахань более 1200 тыс. пудов нефтепродуктов. С одним из таких транспортов уехал в Москву и Киров.

Дело в том, что к этому времени серьезные социальные потрясения охватили Грузию. Еще в марте 1920 года, имея информацию о положении в Грузии, Киров сообщал в специальной телеграмме, направленной в ЦК партии и наркоминдел Чичерину: «…после подавления восстания в Грузии, гонения на большевиков продолжаются, арестовано свыше 1000 человек, расстреляно [свыше] трехсот, активных работников не осталось»[139].

Информация о положении в Грузии поступала к Кирову, по всей видимости, регулярно, так как буквально через несколько дней он посылает новую депешу: «Вне всякой очереди. Москва, предсовнаркома Ленину, копия ЦК Стасовой … [в] Тифлисе арестован тов. Камо. Условия ареста неизвестны, но сообщают, что арест находится [в] связи [с] последним восстанием. Арестованными переполнены все тюрьмы и участки. Правительство действует по указке англичан»[140].

По-видимому, Сергей Миронович ошибался в оценке состояния революционного движения в республике. В апреле 1920 года там вновь вспыхнуло восстание против меньшевистского правительства Ноя Жордания. Оно было поддержано многими революционно настроенными партиями, в том числе и большевиками Грузии. Но, как и предыдущие, оно было подавлено. Около 2000 человек было арестовано. Среди них оказались такие известные на Кавказе деятели, как Камо, Сергей Кавтарадзе, Ефрем Эшба и другие.

Орджоникидзе, имея информацию об арестах грузинских коммунистов, ошибочно оценивал ситуацию, сложившуюся в Грузии, и считал возможным вступление 11-й Красной Армии после Азербайджана в Грузию. В телеграммах на имя Ленина и Сталина от 4 мая он писал: «…события развертываются так, что не позже двенадцатого надеемся быть в Тифлисе, для этого все сделано. Пройдем блестяще. Иное разрешение вопроса вызовет ужасное избиение повстанцев»[141].

Эту же идею Орджоникидзе высказал и позже: «…получается впечатление, что мы, христиане, покорили Азербайджан, оставили Грузию и Армению в стороне. У нас все было подготовлено: 9 перешли бы (границу. — А.К.) и 11, 12-го (мая. — А.К.) были бы в Тифлисе. Но ничего не поделаешь. Имейте в виду раз отданные распоряжения, вам нет необходимости [повторять], я его выполню, каковы не были мои взгляды»[142].

Точку зрения Орджоникидзе разделял и Киров. Однако, в связи с событиями на польском фронте, Совнарком РСФСР, ЦК РКП(б) склонялись к заключению временного мирного соглашения с Грузией, тем более что меньшевистское руководство Грузии запустило на Запад дезинформацию о том, что якобы войска Азербайджана перешли грузинскую границу и занимают грузинские села. Замечу, что позиция Ленина и Сталина в оценке заявлений Орджоникидзе, а следовательно и Кирова, была единой. 5 мая 1920 года Ленин и Сталин телеграфировали Орджоникидзе: «…ЦК обязывает Вас отвести части от пределов Грузии к границе и воздержаться от наступления на Грузию. После переговоров с Тифлисом ясно, что мир с Грузией не исключен»[143].

Напуганные установлением Советской власти в Азербайджане, грузинские меньшевики пошли на переговоры. Между Советской Россией и Грузией 7 мая 1920 года был заключен мирный договор. По его условиям правительство Грузии брало на себя обязательства: очистить территорию Грузии от иностранных и белогвардейских формирований, запретить деятельность организаций и лиц, выступающих против Советской России, амнистировать участников антименьшевистских выступлений, разрешить легальное существование коммунистической партии Грузии. В свою очередь, Советская Россия обещала не вмешиваться во внутренние дела Грузии, отказывалась от продажи оружия грузинским повстанцам.