Любовь красного цвета - Салли Боумен

– Покашлять? Да что я, туберкулезник? Макс, мы наконец войдем или так и будем стоять здесь всю ночь напролет? Что ты так нервничаешь?

– Нервничаю? Я, если хочешь знать, никогда не нервничаю. У меня нервы – из закаленной стали.

– Что-то с трудом верится.

– Ну, хорошо, я нервничаю. Нет, скорее, испытываю возбуждение. Просто ты не знаешь Линдсей, не знаешь, какой она может быть. У нее – жуткий язык, Роуленд, упаси тебя Бог попасть ей на язычок. А когда она злится… Видел бы ты ее, когда она злится, Роуленд!

– Полагаю, я бы это пережил.

– Ты говоришь, не подумав, Роуленд. Только представь себе, что будет, если Линдсей решит, будто ты подстроил все это специально, чтобы еще раз увидеться с ней! Она подумает, что ты в нее влюбился.

– Да ты рехнулся! Совсем из ума выжил! В эту женщину? Я скорее повешусь! Никогда! Она вообще не в моем вкусе. – Роуленд немного помолчал, а затем спросил: – Ты думаешь, ей может прийти такое в голову?

– Я только предположил, но мы должны быть готовы ко всему. Кто знает, что может взбрести в голову женщине!

– Верно, верно… И нужно еще учитывать то, что там – Джини.

– Вот именно! – горячо подхватил Макс. – Ты же хочешь произвести на нее благоприятное впечатление, верно? Значит, твой выход на сцену нужно обставить наилучшим образом. Так что закрой рот, Роуленд, и полностью предоставь это мне.

– С какой стати? Врун из тебя – никудышный, хуже не бывает. Ты громоздишь друг на друга кучу ненужных деталей. Это-то все и портит.

– А вот и нет, – возразил Макс, к которому вернулась прежняя уверенность в себе. – Ошибаешься, Роуленд. Я – мягок и романтичен, а ты – нет.

Макс открыл дверь на кухню.

– Следуй за мной, – тоном завзятого заговорщика прошипел он. Роуленд с тяжелым вздохом повиновался. Им показалось, что в гостиной необычно тихо, поэтому, оказавшись в прихожей, Роуленд зашелся в приступе тяжелого кашля.

* * *

– Роуленд? Я не верю своим глазам! Какой приятный сюрприз!

Шарлотта бросилась навстречу вошедшим мужчинам и с жаром обняла нового гостя. От его внимания – и, как ему показалось, от внимания Линдсей – не укрылся густой румянец, заливший ее лицо. Макс яростно дернул Роуленда за полу пиджака, и тот отшатнулся назад. Линдсей стояла у окна, крепко сцепив руки. На диване, рядом с ней, сидела женщина. Это, судя по всему, и была Женевьева Хантер. Когда Роуленд вошел в комнату, она подняла свои ясные серые глаза и поглядела на него – внимательно, но без интереса. От этого осмотра ему, признаться, стало немного не по себе. Макс заговорил, и она снова перевела взгляд к огню, отблески которого плясали по ее волосам. Длинные пальцы женщины, на которых не было никаких украшений, спокойно лежали на ее коленях.

– Да. В общем, я как раз уходил с работы, – начал Макс, – и в вестибюле совершенно случайно наткнулся на Роуленда. Он как раз вышел из лифта. И тут меня осенило прямо как лампочка в голове вспыхнула: а почему бы Роуленду не присоединиться к нам! Он же, бедняга, работает на износ. Вот я и подумал: провести выходные на свежем воздухе – это как раз то, что ему нужно. Он сможет расслабиться, сможет…

Макс внезапно увял. Линдсей, не отрываясь, смотрела на него глазами василиска. Зубы ее хищно обнажились, на щеках блестел яркий румянец.

– Ты просто ясновидящий, Макс, – заговорила она. – Знал, чем всех тут порадовать.

– Да, вот именно, – вяло, словно не понимая намека, кивнул Макс, отводя глаза в сторону. – И, к счастью, выяснилось, что у Роуленда нет никаких планов на эти выходные. Конечно, многие приглашали его, но ради нас он отказался от всех других предложений.

– Вот уж сюрприз! Никогда бы не подумала, что он настолько импульсивен. Мне он всегда казался человеком, который все планирует заранее, причем – очень тщательно.

Услышав это, Женевьева Хантер снова подняла взгляд. Роуленд мог бы поклясться, что она почувствовала возникшее в комнате напряжение. Впрочем, это было несложно – притихли даже собаки. Но если даже и так, это никак не отразилось на ней. Она взглянула на Макса, затем – на Роуленда и снова откинулась на подушки. Роуленд отметил, что такой отстраненный вид бывает обычно либо у людей, летящих в самолете, либо у тех, кто сидит в наушниках, слушая музыку и следя за мелодией, неслышной для всех остальных. Что за музыку, что за мелодию слушает она, задумался Роуленд, но затем собрался с мыслями и, решив, что должен как-то разрядить обстановку, сделал шаг вперед.

– Давай уж скажем правду, Макс, – проговорил он. Макс растерянно моргнул. – За всем этим стоит женщина, и именно из-за нее я заставил Макса пригласить меня к вам. Я скучал по тебе, Шарлотта. – С этими словами Роуленд поцеловал хозяйку дома в щеку и положил руку на то место, где раньше обозначалась ее талия. – Мы так давно не виделись, и я сказал Максу, что просто обязан увидеть тебя до того, как родится ребенок. Ты выглядишь просто великолепно! Он говорил тебе об этом?

– Я выгляжу толстой, – проворковала Шарлотта, зардевшись от удовольствия. – И не пытайся быть галантным. Я знаю, что похожа на гору.

– Ты просто красавица, – искренне сказал Роуленд. – И самое главное, что на сей раз наверняка родится девочка. Дочь. Мисс Макс.

– Уверен? – засмеялась Шарлотта. – Откуда ты можешь знать?

– У тебя – низкий живот. Верный признак того, что будет девчонка – так всегда говорила моя ирландская бабушка.

– Какая ерунда, Роуленд! Готова спорить, ты даже не помнишь свою ирландскую бабушку.

– Что ж, поглядим через пару месяцев.

Роуленд отпустил Шарлотту, огляделся и заметил Дэнни, смущенно спрятавшегося за стулом. Не сомневаясь, что кто-кто, а уж Дэнни наверняка поможет снять возникшую было неловкость, он протянул к нему руки, и мальчик с радостным воплем выскочил из своего убежища. Он прыгнул на колени к Роуленду и снова завопил, когда тот подбросил его высоко в воздух.

После этого, как и надеялся Роуленд, все встало на свои места. Собаки ожили и принялись оглушительно лаять, Шарлотта засуетилась вокруг стола, Макс начал подробно рассказывать о целом караван-сарае хиппи, из-за которого они никак не могли въехать в поселок, а старшие мальчики, услышав голоса отца и Роуленда, сломя голову кинулись вниз по лестнице со второго этажа, где до этого момента увлеченно играли. Эта спешка, надо признать, была вызвана не только их трогательно-преданным отношением к Роуленду, но и основанным на опыте знанием того, что он никогда не приезжает без подарков.

Посреди этой суеты Роуленд был представлен Женевьеве Хантер и пожал ее холодную тонкую руку. Низким голосом с сильно выраженным американским акцентом она произнесла какое-то вежливое и ничего не значащее приветствие. Роуленд, который знал, что она училась в Англии и имела мачеху-англичанку, был тем не менее удивлен такой сдержанностью. Вспоминая потом этот момент, он думал: а чего иного можно было ожидать? И отвечал сам себе: наверное, большей энергии, оживления, возможно, даже остроумия. Ведь те ее статьи, которые попадали к нему в руки, были пронизаны умом, а стиль отличался изрядной едкостью.