Любовные доказательства - Олеся Николаева
Шрифт:
Интервал:
— У меня гибнет ремонт, — орала певичка. — Дорогая итальянская мебель. Вы мне за все заплатите! Я сейчас милицию вызову, МЧС, хулиганка! — не унималась певичка. — Вода так и хлещет с потолка, так и хлещет! Тропический ливень.
Марина Павловна смежила веки. Крики за дверью смолкли — видимо, певичка кинулась вниз спасать свое добро или побежала за подмогой — сейчас приведет своих дюжих молодцов, и они высадят дверь… Надо прикопить сил за время этой передышки. Ее опять стало клонить в сон.
Вдруг она явственно услышала звук поворачивающегося в замке ключа, и тут же послышался певичкин визг:
— Вы мне все до копеечки выложите, вы мне ответите, я вас в тюрьму посажу!
— Подобрали отмычку, — обреченно подумала Марина Павловна.
И тут же — вместе они там, что ли, — возник голос Бориса Михайловича. Он простонал:
— Какой ужас! Что здесь произошло? Мариша, ты где?
Стоя по колено в воде, он показался в дверях.
— Маришенька! Тебе плохо? Что с тобой?
Он подобрался к ней и стал трясти ее за плечо.
Она смотрела на него неподвижным взором. Потом, отодвинув его в сторону и сжимая в руке палку, она спустила в воду затекшие ноги. Вода была горячая, от нее шел пар. Юбка с павлинами встала было колом, но потом намокла и облепила колени. Было трудно двигаться, но Марина Павловна все-таки выбралась в прихожую. Там, прижав к груди руки, в которых были туфли, стояла певичка, бледная, с размазанной краской под глазами, и повторяла, как заведенная:
— Я вас засужу, я вас засужу!
— А где же Жанна? — только и спросила Марина Павловна, поискав глазами вокруг.
— Какая еще Жанна? — взвизгнула та.
— А кто вам подарил ту брошь — с крокодильчиком? — шепотом спросила она, чтобы Борис Михайлович не расслышал. И приложила палец к губам.
— Сумасшедшая! — завопила певичка.
Марина Павловна замахнулась палкой, но, потеряв равновесие, упала с головой в горячую воду.
Борис Михайлович выбрался из ванной, где он закрыл кран, и кинулся к ней. Перетащил ее на старый диван в дальней комнате — тот самый, на котором спала его мать.
— Ты хотела принять ванну, открыла краны и нечаянно заснула, да, Мариша? — ласково спросил он. — Бедная моя, бедная. Заработалась.
— Мы вам все оплатим, — сказал он, тяжело ступая по воде и выходя к певичке, которая все еще стояла в прихожей с туфлями, прижатыми к лицу. — Только уходите немедленно. Уходите!
И он принялся собирать воду тазиком, чтобы тут же выливать ее в раковину.
Марина Павловна лежала на диване, воды вокруг уже не было, хотя пол был еще мокрый.
— Где же все-таки Жанна? — спросила она, еле шевеля губами.
— Жанна? — уже строго и почти враждебно спросил Борис Михайлович, наклоняясь над кипой безнадежно испорченных книг, лежащих стопками на полу.
— Шестая жена Барсука, — не сдавалась Марина Петровна.
— Вспомнила тоже… Сбежала она от него. Три месяца тому назад. С бизнесменом каким-то.
— Наверное, квартиру ему оформляла, — задумчиво произнесла Марина Павловна. — А иначе как она могла с ним сблизиться?
— Эх, сколько драгоценных книг погибло! — горестно вздохнул Борис Михайлович. — Чехов-то твой — как размок, разбух. Дюрренматт твой, Борхес, Брехт… Нет, не спасти уже. Ничего теперь не поправишь!
— Фирса не надо было забывать, Фирса, — многозначительно произнесла Марина Павловна и натянула на лицо одеяло — прямо по самые глаза.
2006
Вообще-то я знаю двух Касьянов: естественно, оба родились в високосный год 29 февраля. Оба они — немцы, чьи предки чуть ли не с XVII века укоренились в России, только одни вышли из Голландии, а другие из Пруссии. Оба потомка — ни тот, ни другой — немецкого языка не знают. Одного зовут Андрей Витте, и он дальний родственник того самого графа Сергея Юльевича, царского премьер-министра, хотя и не по прямой линии — у того своих детей не было, и Андрюша — правнук кого-то из его братьев: то ли Александра, то ли Бориса.
Другого зовут Александр Берендт, и он тоже дворянского происхождения. Оба они — православные, оба покрестились в монашеских скитах (разных). Оба они хороши собой, стройны, артистичны, аскетичны, талантливы. Оба — эстеты, но не снобы. Оба пробовали себя на литературном поприще и в самых разных жанрах, и оба печатались, и не без успеха, так что имена их могут быть вполне знакомы читателю, но ни один из них не отдавался литературе как своему призванию.
Один, впрочем, закончил Строгановское училище, а другой — Литинститут. Добавлю еще, что с одним из них я училась в школе, а с другим подружилась, едва-едва ее закончив, и с обоими я в духовном родстве, ибо один — мой крестный сын, а другой — крестный отец моих детей. При этом они, часто встречаясь у меня, церемонно раскланиваясь и упражняясь в острословии, не то чтобы недолюбливали друг друга, а испытывали нечто вроде смутной ревности и держались на расстоянии.
Впрочем, один из них — Александр — женился на француженке и уехал во Францию, родил дочку и счастливо укоренился там, а вот Андрея Витте, о котором и речь, на семейном поприще ожидали тяжкие испытания и разочарования.
Начнем с того, что еще в весьма даже юном возрасте он страстно влюбился в Лилю Злоткину — настолько, что сделал ей предложение, на которое она откликнулась пылким согласием. В этом он точно следовал по стопам своего двоюродного прадедушки Сергея Юльевича — тот тоже страстно влюблялся, причем еще и похлеще своего правнука, потому как влюблялся он исключительно в замужних дам, потом разводил их с мужьями, применяя к тем подкуп или просто административные меры, и преспокойно женился.
Так вот — второй раз он женился как раз на еврейке Матильде Ивановне, урожденной Нурок, взял ее вместе с дочкой от первого брака и заплатил ее мужу за нее большие деньги. Но как раз у Андрюши все так гладко не получилось: напротив, как пишут в старинных романах, судьба приготовила ему печальный сюрприз.
Оказалось, что родители Лили подали документы на отъезд в Израиль, и уезжать они собрались непременно с дочерью. И Лиля, пригрозив родителям, что в таком случае отравится от несчастной любви, уговорила их взять с собой и Андрюшу. Но Витте совершенно не хотелось ехать в Израиль, хотя он Лилю очень любил, и вот он пошел на крайние меры и предложил, по примеру своего предка, родителям за нее выкуп: это была прекрасная картина кого-то из малых голландцев «Мальчик с петухом», чудом уцелевшая в их доме во время революционных бурь.
Но Лилины родители не проявили к этому произведению искусства никакого интереса, мама Лили даже посетовала, что изображение для комнаты «мрачновато» и «простовато», и вообще при чем тут этот петух, а кроме того, они, несмотря на то, что оба были бухгалтерами и, значит, знали счет деньгам, совершенно не могли себе представить ее стоимости, а Андрюша намекнуть им на это постеснялся. Так что обмен и не состоялся.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!