Его Искушение - Анна Гур

Не забываю про отработанную до автоматизма легкую улыбку, которую необходимо приклеивать к губам вне зависимости от того, насколько тебе сейчас хреново.

Улыбаться модель должна вне зависимости от того, как болят ноги, обутые в шпильки не по размеру и как натирает неудобная дизайнерская шмотка.

Вне зависимости от того, какой тайфун поднимается у меня в душе.

И почему-то в ушах глубокий хриплый голос и взгляд, в котором я тону:

— Хочешь меня?

Обнимаю мощную шею и правда слетает с губ:

— Да…

— Приди в себя, Рора, — проговариваю.

И вспоминаю постулаты: Улыбка. Легкость. Нескончаемый позитив. Модель. Вот именно, что модель чего-то.

Роль. Маска. Бренд.

— Куколка… Какая же ты красивая…

Опять этот голос в ушах отдает болью в груди. С каждым шагом я ухожу прочь, отдаляюсь от проклятой спальни и мне все хуже.

Глупость какая-то, не нормально это все.

Иван меня правильно обозвал.

Я — кукла, надевающая личины.

Я та, чье лицо продает все. От туши для ресниц до маски от угрей, которых у меня отродясь не было.

И пусть под маской у меня все кровит, никто этого не увидит, никто не поймет…

Спускаюсь по громадной мраморной лестнице.

Дом Ивана необычайно красив, просторен и я специально рассматриваю окружающую меня роскошь.

Отвлекаю себя от мыслей. Замечаю в архитектуре элементы английской готики напополам с мавританскими мотивами.

Белоснежные стены, мягкие штрихи, панорамные окна…

Великолепие, дороговизна, лепнина, но это, скорее, отель, а не дом, где живут люди. Наконец, выхожу в просторную залу, где посередине стоит массивный обеденный стол, здесь материалом послужил редчайший вид древесины — первосортное черное дерево, не удерживаюсь и провожу подушечками пальцев по теплой полированной поверхности.

Замираю на мгновение. Странное чувство продолжает нарастать.

Словно хочу задержаться…

Глупости, конечно, я должна бежать со всех ног, но…

Может, так у всех бывает после первого раза, я не знаю. Внутри меня много чувств, словно художник взял палитру и шваркнул ею о холст.

И среди всех эмоций проскальзывает странная тяга к жесткому мужчине, который оказался непревзойденным любовником.

Не нужно сравнивать, чтобы понять. Между мной и Иваном химия. Только это не отменяет того факта, что он меня заказал.

— Очнись, Аврора. Просто забудь все как самый страшный сон…

Пора уходить отсюда. Я свободна от обязательств перед Кацем.

Отдергиваю руку, резко оборачиваюсь и столбенею. Как я не заметила, что ко мне подкрались и встали за спиной настолько близко?!

Холодею вся, поймав заинтересованный взгляд незнакомого мужчины, и запоздало ощущаю тошнотворно-сладкий аромат дорогого парфюма, на который у меня стойкая непереносимость.

Делаю шаг назад, но упираюсь ногами в массивный стол, что остался позади меня.

В западне! Опять! Да что же такое?!

Кажется, что меня с головой окунают в удушающе-приторный аромат.

Расправляю плечи и делаю то, что привыкла. Улыбаюсь. Не даю страху всплыть и проявиться.

— Простите. Я вас не заметила.

Хочу обойти, но мне не остается места для маневра.

Брюнет смотрит цепко, не отвечает. Рассматривает меня слегка прищурившись, а у меня от страха и ужасного аромата его туалетной воды все начинает плыть перед глазами.

Только это не мешает, чтобы частички его образа откладывались в сознании.

Он словно темная противоположность Ивана, лощеный мужчина с зачесанными назад черными волосами и сухим лицом. Нос слегка горбат, губы полные, но в их уголках прячется презрение ко всему живому. Волосы блестят настолько сильно, что становится понятно, что причесывается он с гелем и я бы улыбнулась стремлению мужчины следовать тенденциям моды, если бы он не выглядел столь пугающе…

Дорогой дизайнерский костюм сидит на нем как влитой, без единой складки. Словно вот он нигде ни разу не присел.

Весь образ педантичен до стерильности. Людям хоть немного свойственна небрежность. Здесь ее и в помине нет.

Словно глянец, а не живой человек.

— Какая аппетитная киса тут разгуливает.

Говорит с акцентом. Легким, незначительным, но я улавливаю.

Вскидывает черную бровь и острый взгляд проходится по моей фигуре оценивающие.

— Я спешу.

Хочу обойти преградившего дорогу типа, но он делает шаг и снова оказывается передо мной.

— Кисуня… Куда-то спешишь? Перышки, смотрю, сильно помяли…

От желания залепить уроду пощечину руку жжет. Набираю воздух, чтобы послать мерзавца.

Прищуривает карие глаза, в которых загораются опасные огни.

— Смотрю, Иван не сильно зверствовал. Мне не нравится твой взгляд, киса.

На наглом лице проявляется нечто наподобие ухмылки, от которой меня передергивает. Ничто не выдает человека так, как его умение улыбаться…

Здесь и сейчас меня просто обливают в едком потоке превосходства напополам с презрением, припорошенным похотью.

— Вы ведете себя омерзительно. Пропустите!

— Занятно. Совсем спесь не сбил.

От оскорбительного тона в моих венах вспыхивает адреналин, он проносится огнем и заставляет все тело гореть от кончиков пальцев до концов волос.

Негодование и обида жгут внутренности, разъедают раны, которые слишком свежи…

Сдерживаюсь, чтобы не сорваться, и замечаю, как мужчина улыбается еще шире.

Ему нравится провоцировать. Оскорблять. Причинять боль, выводить на эмоции.

Собираюсь и загоняю все лишние чувства глубоко внутрь себя. Ловлю обескураженный взгляд и поднимаю подбородок.

— Иван Кац меня отпустил. Отойдите, иначе я обращусь за помощью к хозяину дома.

По лицу мерзопакостного незнакомца проходит тень, а в глазах непонятного грязного оттенка улавливаю яркую вспышку недовольства.

Но не испуга…

— Не советую смотреть с таким вызовом, кисуня, — продолжает говорить столь же приторно, мне все более мерзко от его запаха, от речи. Во всем фальшивая патока. Так могут маньяки душевно разговаривать, пока пытают.

Наклоняет голову так, что я вынуждена отклониться и почти сесть на стол, чтобы увеличить расстояние.

— На первый раз я тебе все же проясню ситуацию, кисонька. В нашем мире так нагло в глаза смотрят равные, те, кто хотят померяться авторитетом, или кандидаты на тот свет.