Цитадель: дочь света - Марианна Красовская

патруль, не пешком же! Поскольку я верхом ездила крайне неуверенно, а Павел и Аарон не имели с этим проблем, было решено, что я поеду с кем-нибудь из них. Теперь наш капитал составляет тридцать шесть золотых, да еще два коня. Неплохо для тех, кто выехал вообще без денег!

На один золотой можно было снять простенькую комнату на неделю, но Павел царственным жестом снял местный номер «люкс». С огромной кроватью с перинами (и чтобы без клопов!), с водопроводом (только холодная вода, тут вам не Цитадель), и включенным обслуживанием. Это значит, что всю нашу одежду выстирали, выгладили и починили где надо, натаскали нам горячей воды в ванну, а еще пришел цирюльник и предложил нам свои услуги.

Съемщиков здесь принято кормить бесплатно с общего стола. Наконец-то мы вкусили и жареной свинины, и гуся, запеченного в тесте, и тонких, почти прозрачных лепешек, и белого хлеба с маслом и сыром… А потом, потом мы пошли по магазинам. Мне купили несколько платьев, обувку и пару мальчиковых костюмов, Павлу – сапоги, несколько ножей, рубашки и штаны, а главное, несколько альбомов и хороших карандашей. Причем к последнему нам дали адрес художественной академии в столице, где можно было приобрести куда больше товаров.

И у нас еще остались деньги, да-да! Те самые тридцать золотых, за которые и предлагал Аарон продать лошадок.

Мы и выкупались, и выспались, и уложили вещи, а Аарон явился только на рассвете, бледный до синевы и с трясущимися руками. Он-то, в отличие от нас, весь вечер и ночь работал – исцелял людей. Пришлось запихать его в горячую ванну, напоить вином с пряностями и накормить, и только потом он сумел сесть в седло.

Караван мы нагнали довольно быстро, как я и предполагала, они не торопились. Стражники очень обрадовались выручке за лошадей, а Аарон сразу плюхнулся в кибитку – спать. Я же уселась в повозку и, обхватив себя руками, принялась тосковать. А что еще делать? Читать нечего, рисовать невозможно, поболтать не с кем – Аарон спит, Павел, немного подумав, тоже завалился, и куда в него столько сна влезает, песни петь – компания не та. По сторонам глазеть надоедает – поле да лес, лес да поле. Вдалеке разве что дымок покажется. Вот до вечера доживем, там и повеселимся.

Ага, накаркала. Повеселились, прям цирк устроили.

На этот раз напали сверху, какие-то мерзкие твари, похожие на летучих мышей-переростков. Твари визжали, стонали и ухали, попасть в них из лука или арбалета было сложно – очень уж верткие, а мечом достать и подавно. Патруль изо всех сил размахивал мечами, пока кто-то умный не схватил шест и не сшиб парочку. Я в свою очередь (у-у-у, не люблю летучих мышей) сунула в огонь веник и уже пылающим как факел оружием начала тыкать в этих летающих свиней. Как они захрюкали! Выяснилось, что огня они боятся… как огня, гм. В общем, разогнали мы их достаточно быстро, но ущерб они нанесли немалый. Две телеги перевернуты, тент на кибитке Аарона разодран прямо-таки в лоскуты, воины искусаны и поцарапаны, часть продуктов растащена.

Пес, угрюмо ворча, забрался в кибитку. Благодаря длинной густой шерсти, он не был ранен, но и не отличился в бою. Не достал ни одной твари – уж очень они высоко летали.

Дети, запрыгнувшие под телегу, не пострадали. Крестьянский юноша лет шестнадцати, и раньше проявлявший отвагу, сумел сбить меткими выстрелами из арбалета не меньше дюжины тварей. Однако и ему досталось. Руки изодраны в мясо, ухо почти оторвано – летучие крысы быстро сообразили, что он опасен.

Что укусы этих тварей ядовиты, мы поняли, когда один из стражников посинел и потерял сознание. Бедняга Аарон! У него уже не было сил, и нам с Павлом пришлось его придерживать с двух сторон, чтобы он смог хоть как-то помочь раненым. Я очень хотела передать ему часть своей энергии, но не смогла. Двое стражников умерли без мучений. Просто легли и заснули. Навсегда. Видимо, яд такой незаметный. Юношу каким-то чудом удалось спасти – все же молодой, полный сил. Не исключено, что его спасли мать, сестры и братья, буквально вымолившие его жизнь у Всевышнего.

Глава 19. Чужие дети

Аарон лежал без дыхания на повозке, остальные дремали, с юным храбрецом сидела мать. Мы с Павлом заснуть не могли.

– Как думаешь, они каждую ночь будут нападать? – спросила я брата.

– Может быть, – тихо ответил он. – А потом, когда мы найдем управу, придумают что-нибудь.

– А зачем?

– Ну, наверное, нас пугают. Захотели бы убить, давно бы прикончили. Подослали бы тебе отравленного таракана и дело с концом.

– А зачем я им нужна? Что во мне опасного? Таланты средненькие, сил немного.

– А это надо узнавать у остроухого. Не зря он тебя от себя не отпускает. Мне кажется, что тут все не так просто. Заметила, когда блохастый пропал? Сначала он тебя пас, потом вот эльф. Я думаю, они в сговоре.

– Ты серьезно?

– Более чем. По времени, главное, совпадает. Твой Иен пропал за два дня до появления каравана. Он как раз успел бы его перехватить и сговорится с ушастым.

– Не знаю, не уверена, – задумчиво протянула я. – А вот пес точно подсадной. Я думаю, он меня ждал.

– Да, пес тоже подозрительный, – кивнул Павел. – Но он на эльфа внимания не обращает, а эльф на него. А это странно. Чтобы эльф, понимающий животных, да не вцепился в такого пса клещом – не верю! Либо они давно знакомы, либо… Хотя что либо? Они знают друг о друге.

– Ага, вцепишься в эту хвостатую задницу, как же, – возразила я. – Где сядешь, там и слезешь. Он сразу под дурачка косит.

– Можно, конечно, наручниками к батарее и лампу в лицо, в смысле в морду, да нет ни наручников, ни батареи, ни лампы, – притворно вздохнул Павел.

– Да-да, и утюг на грудь, а паяльник… – фыркнула я.

– Откуда знаешь?

– Я в России, дорогой мой, жила, – улыбнулась я. – Это ты сразу во Францию смотался.

Павел пожал плечами. Мы некоторое время сидели молча.

На самом деле раньше я не испытывала никакого желания расспрашивать пса. Зачем? Зато теперь проверю теорию.

– Знаешь, а я жалею, что с сыном не общался, – неожиданно сказал Паша. – Теперь не вернуть ничего. Единственный мой ребенок, и я его никогда не увижу.

– Это ты из-за мальчика крестьянского?

– Ага. Знаешь, да и Маринка тоже не слишком-то хорошей матерью была…

– Знаю.

Марина, дочь французского