Ярость Антея - Роман Глушков

Лев Карлович пережил и этот удар. Собрав по крупицам всю уцелевшую информацию, он углубился в ее анализ посредством тщательного компьютерного моделирования. А также взялся за создание новой флейты. Положение академика осложнялось тем, что из двенадцати существующих в мире сверхглубоких скважин, чьи бурильщики вышли на отметку 25, на тот момент функционировали всего четыре. Да и те после пережитых Кризисов балансировали на грани закрытия. Но Ефремов не терял надежды, что однажды хозяева этих буровых тоже наткнутся на Mantus sapiens, после чего его наработки окажутся востребованы и найдут больше сторонников в ученом сообществе. А пока ступившему на полосу неудач академику пришлось потуже затянуть пояс и заняться теоретическими изысканиями. Мурманский геологоразведчик не намеревался признавать собственное поражение. Он планировал взять у Души Антея реванш, встретив ее во всеоружии. Если, конечно, судьба вновь изволит столкнуть когда-нибудь Льва Карловича с обитающей в недрах планеты разумной формой жизни…

Петля новосибирского разлома замкнулась в кольцо ранним октябрьским утром, прохладным и на удивление погожим. Последние сорок с лишним километров своего кольцевого маршрута Тропа Горгоны преодолела всего за одну ночь. Аномалия промчалась по Мочищенскому району, повторно перерезала Обь вместе с островом Медвежий, вернулась на левый берег, миновала Кудряшовское кладбище и примкнула точно к северной оконечности первого разлома. Иными словами, достигла точки отсчета, откуда месяц назад и началась эта растянувшаяся во времени катастрофа.

Неподалеку от места стыковки Тропы собралась делегация из ученых, военных, представителей Комитета и журналистов. За их прямыми репортажами с места катастрофы затаив дыхание следил весь мир. Власти упорно отказывались давать комментарии, ограничиваясь лаконичной отговоркой: «Утро вечера мудренее. Давайте дождемся рассвета, тогда и поговорим». Журналисты не настаивали. Действительно, говорить до утра было не о чем. «Кольцевание» Новосибирска шло согласно прогнозам, а виды опустевшего города, демонстрируемые ежечасно по всем каналам, уже набили у телезрителей оскомину. Последнее активно освещаемое телевизионщиками событие происходило в полночь. Это был вывод из города эвакуационных команд, получивший от журналистов меткое сравнение с вытягиванием пустого невода. Вынужденные остаться в Новосибирске на свой страх и риск военные патрули состояли сплошь из добровольцев, согласившихся приглядывать за отказниками от эвакуации, чем бы в итоге ни обернулось их упрямство.

Предупреждение о сейсмическом ударе, обязанном случиться при образовании последнего разлома, передавалось в эфир несколько часов подряд. Поэтому все в округе успели подготовиться к грядущему землетрясению. А вот то, что случилось потом, хоть и предсказывалось Ефремовым, но мало кем воспринималось всерьез. Слишком уж невероятным казался подобный исход. Надо заметить, что Лев Карлович все-таки не был до конца уверен в этом своем прогнозе. Или, может быть, как ведомый на казнь смертник, просто отказывался верить в худшее, зная, что все завершится именно так…

Равный по силе пятибалльному землетрясению толчок произошел на рассвете, когда холодное октябрьское солнце только показалось из-за горизонта. Возникновение гигантского провала зафиксировали сотни установленных на вертолетах камер. Зрелище не оставило равнодушным телезрителей, следящих за новосибирскими хрониками. Однако когда колебания почвы ослабли и ожидавшая урочного часа делегация устремилась к разлому, его противоположный берег – тот, что находился на внутренней стороне этой окружности, – вдруг начал опускаться. Не доехав до места стыковки – ныне пересохшего озера Кривое, – делегаты остановились и в ужасе уставились на здания Кудряшовского района. А они, этаж за этажом, на глазах уходили под землю, как тонущие корабли, погружающиеся в морскую пучину.

Не только официальная делегация, но и все, кто пребывал сейчас во внешней зоне оцепления, могли наблюдать это явление. На первый взгляд казалось, что здания очерченного разломом города все до единого врастают в грунт. Или же наоборот, берег, на котором стояли свидетели катастрофы, медленно вздымается над Новосибирском. Истинная и полная картина происходящего была видна лишь пилотам вертолетов и телезрителям, внимающим ведущимся с воздуха репортажам.

Описать случившееся схематически можно на примере перемерзшего озера, в толстом льду которого прорублена сквозная канавка, имеющая форму большой окружности. Отрезанная таким образом от общего массива, льдина остается на плаву, но теперь всем своим весом опирается только на воду. Отчего неминуемо оседает относительно уровня ледяного покрова и образует в нем круглое углубление. Применительно к нашей ситуации следует добавить, что толщина льда в озере должна быть такой, чтобы болтающаяся в воде цилиндрическая глыба не перевернулась даже при сильной нагрузке на любой из ее краев.

Примерно на таком «плавающем» тектоническом образовании и оказалась «сердцевина» Новосибирска, когда ее буквально вырезала из земной коры сила, породившая аномальный разлом. А роль воды, что удерживала льдину на нашем наглядном примере, здесь играла старая знакомая академика Ефремова – разумная мантия. Она скопилась под городом в таком количестве, объем которого Лев Карлович не осмелился подсчитать даже приблизительно. Из-за нее же, судя по всему, оседание титанической плиты сопровождалось лишь умеренной мощности землетрясением (его я и ощутил тогда, в клинике). Концентрация под ней Mantus sapiens оказалась столь плотной, что каменная шайба диаметром под сорок километров и неведомо какой толщины опустилась на глубину четырехсот метров, словно лежа на плавно сдувающейся воздушной подушке. Вдобавок трение между гладкими монолитными стенами разлома было незначительным, что также ослабило силу сейсмических колебаний.

Верниковский поведал мне, что, когда члены делегации узрели погружающийся в белую мглу город, некоторые впечатлительные женщины попадали в обморок, а один слабонервный научный сотрудник скончался от сердечного приступа. По словам комбрига, впечатления от ядерных взрывов, что демонстрируются курсантам военных училищ на виртуальных тренажерах, и в подметки не годились шоку от зрелища, увиденного генералом наяву тем утром. Возможно, именно так давным-давно уходила в пучину океана легендарная Атлантида. Даже у тех, кто сидел сейчас перед телепанно на другом краю света, волосы от увиденного вставали дыбом.

Позже Александр Игнатьевич задумался над тем, что было бы, оседай тектоническая плита не целый час, а рухни вниз с четырехсотметровой высоты без какой-либо амортизации. Вряд ли укрепленные Душой Антея стены разлома выдержали бы такой удар. Порожденная им сейсмическая волна уничтожила бы все живое в радиусе полутысячи километров от эпицентра, а также до неузнаваемости изуродовала бы ландшафт новосибирских окрестностей, превратив их в непроходимую пустошь, испещренную завалами и глубокими трещинами. Случись такое, «Кальдера» точно напоминала бы вулканический или метеоритный кратер, а не то уникальное геологическое образование, какое она сегодня собой представляла.

Впрочем, многие городские сооружения развалились и от этой щадящей встряски. Пока тектоническая плита не погрузилась во мглу, было отчетливо видно, как повсюду обрушиваются наименее устойчивые здания. Их грохот был практически не слышен сквозь сотрясающий атмосферу низкочастотный гул. Он заглушал все прочие звуки, вызывал головную боль и ощущался не только барабанными перепонками, но и, казалось, всем телом. Болезненно скривив лица, Верниковский и прочие глядели на вздымающиеся над городом клубы пыли, коих с каждой минутой становилось все больше и больше. Усевшийся в этот момент перед телеэкраном, не сведущий в новосибирских событиях зритель мог подумать, что видит документальные кадры какой-нибудь военной хроники.