Невеста морского чудовища - Бри Ош

часть червяка. Зверь же молниеносно выкатил наружу свою зубастую голову и укусил принца за руку.

Крена ахнула и схватилась рукой за живот, а затем посмотрела на перчатку сидящей поблизости принцессы. Ласта не могла отвести глаз от неожиданной перемены поединка. Ригир перекинул меч в левую руку и теперь стало понятно, для чего он обходил зверя по кругу десятки раз. Животное запуталось в собственных лапах, перекрутилось, будто крысиная королева. Ригир спокойно занес меч и отрубил зверю голову, так и не потешив публику зрелищем. Тело восьминога рухнуло, разбрызгивая по полю синюю кровь, которая тут же смешивалась с морской водой.

Щупальца еще двигались, когда Крена наклонилась и шепотом, пока мужчины обсуждали бой, произнесла:

— Пока в птице не началась война, таких зверей не было здесь. Они будто отравлены.

Ласта окаменела, не сумела повернуть голову, не сумела ответить. Мысли, такие незнакомые, чуждые птичьему роду, таились внутри.

— А если каждый из них одержит победу?

— Видела, как Ригир не шевелит правой рукой? — Ласта нахмурилась, вспоминая, и кивнула. — Если Хрута ранят, будут сравнивать их ссадины, синяки. А если нет…

— То Ригир проиграет, — закончила принцесса, рассматривая все еще пустое поле.

Крена горько усмехнулась:

— Хрута в мужья… — Она одарила его спину придирчивым прищуром. — Советовать не стану.

— Сама знаю, — проскрипела принцесса, так к ней и не повернувшись.

Слизняк мог стать ее мужем. От этой мысли Ласту передернуло. Она не желала ему смерти. Но быть его женой она не хотела еще больше.

Едва вдалеке показалась крохотная часть клетки, взорам людей открылась голова чудовищного зверя. Не животное, не человек. Между жизнь и смертью изголодавшееся худощавое тело билось о прутья, в надежде вырваться на свободу. Принцесса видела происходящее будто вспышки в голове. Вспышка — обжигающие воспоминания темного существа в лесу. Вспышка — клетка открывается и из нее выползает на жилистых длинных руках изуродованный зверь с человеческими глазами. Вспышка — лес. Вспышка — поединок. Вспышка — лес.

Был ли он на самом деле той темной тварью? Преследовал ли принцессу? Вел ли охоту? Да вот только стоял, поворачивая голову, жуткий монстр и крутил из стороны в сторону головой, словно искал кого-то. Длинный рыбий хвост отбивал недовольный ритм. Хрут прокрутил мечи-трезубцы и напал без раздумий, виртуозно разрезая плоть чудовища. Невозможный, глубокий рык разнесся по берегу.

Принцесса поморщилась и отвернулась, прикрывая лицо под капюшоном. Нос закололо, что пришлось до боли сжать его пальцами. Она вновь почувствовала подступающий, не поддающийся разуму, страх. Руки ее горели, но перчатка оставалась нетронута. Вспышки крутились в голове. Она однажды уже потеряла…

— Это же Хрут! — Возмутилась морская, видя метания птицы.

Но Ласта не слушала, взметнулась, побежала к старику-вестнику.

— Ему не дадут умереть! — Крена схватила принцессу за руку.

Но та не слышала, оттолкнула морскую и на ходу сорвала перчатку.

Зазвенел барабан, зверь в мгновение скорчился, норовя вернуться в клетку. А Ласта застыла. Осознание пришло резко. Оно холодило левую руку.

“Это же слизняк…”, подумала она.

— Что же ты наделала, — прошептала Крена, закрывая рот ладонью.

Глава 18

Вспышки еще мелькали в тенях, в складках занавесок и отблесках пламени. Они дразнили разум воспоминаниями и наполняли душу страхом. Я провела тыльной стороной ладони по потному лбу, стирая холодные капли, и осмотрелась. В поднявшейся неразберихе охрана отвела меня прочь от берега, вернув обратно в замок.

Горожане, которые до этого жадно смотрели на расправу с морскими существами, изменились в лицах, стали животным взглядом изучать меня. Поднялся шум, восклицания, ругательства. Летели камни, песок и странные слова. Барабан прогремел финальный бам, пока охранники прятали меня за своими спинами.

Один из них разжег камин. Поленья не отсырели — пламя быстро набрало силу, окутывая теплым светом книжные стеллажи. Оказавшись здесь, я будто перышко осела на комоде у двери. И сейчас не вставая подергала ручку, она была заперта.

Безрассудный страх во мне говорил: “Я убегу. Сбегу прямо сейчас. Светлая мать, я не могу выйти за него замуж! Я больше не могу ждать подвоха, притворяться и терпеть. Я устала. Зачем я здесь… Зачем терплю эту боль… Мне нужно домой! Немедленно! Отец все поймет, он примет меня любой”.

Морская крепость давила. Эти сырые стены сковывали, будто я провалилась на дно пещеры. И отсюда никто не услышит мои стенания, “скалы” удержат все внутри. За дверью послышался шум и толкотня, которая быстро стихла. А я будто ошпарилась кипятком и отпрыгнула от двери. Глаза заволокло светлой пеленой. И я горячо провела по ним тыльной стороной ладони, стирая слезы. На руке осталась белая краска, которой мне обмазали все лицо.

Они не примут меня даже такой! Даже такой я не буду на них похожа! Я нашла глазами старую пыльную тряпку, затем графин. На дне еще осталась затхлая застоявшаяся жидкость. И растерла все лицо до красна. Кожу пекло от жесткой ткани, но это меня отрезвило.

Старое кресло у камина просело на сидушке. Кожа потрескалась, исцарапалась. Я села в него. Согретое теплом камина, оно на мгновение подарило мне чувство защищенности, как будто я вновь оказалась дома.

Служанки принесли нам травяной отвар, отец уложил нас с братьями на родительской постели, а матушка рассказала сказку. Но стоило мне открыть глаза, как теплое ощущение растворилось. Комната успела прогреться, а я снова ощутила холодную тоску по дому.

Тусклый солнечный свет проходил через старые занавески и освещал книги и бумаги, словно разбросанные второпях. Пыль в воздухе стояла занавесом, и переливалась в лучах солнца, отчего казалось, что комната искрилась. Я протянула руку и взяла потрепанные бумажки. Непонятные символы, витиеватые рисунки, совсем не похожие на руны ведьм. Какие-то листы порваны по краю, какие оторваны на половину. Где-то рисунки целые, на них цепочки людей и животных. Длинные витиеватые пути шли и обрывались. Игрушечные фигурки животных стояли на игральной доске. Я выбрала себе одну. Маленькая птичка со сложенными крылышками напоминала мне статуи у фонтана в саду. Я взяла ее в руки, согревая фигурку в руках, и прижала к груди туда, где бьется сердце.

На потолке бушевало море. Фреска тянулась вниз по стене уходя к камину. Верхняя часть ее над камином была прикрыта выгоревшим на солнце тускло-фиолетовым занавесом. Старая, изможденная временем ткань рвалась в руках, но я все равно ухватилась за край и сорвала ее.

Могучие волны на картине окутывали тела королевской семьи. Нарисованные водороты, будто живые — сию же минуту коснуться пола и окатят меня ледяной водой. От нарисованных