Холодный мир - А. Дж. Риддл

Так удачно, что именно сейчас боль вспыхивает в левом мизинце, так как уже давно пора сменить тему.

– Три.

Он сжимает палец и слегка оттягивает его.

– Еще одно растяжение, без перелома. Я бы перебинтовал его, но тогда вы не сможете надеть перчатки.

– Все в порядке. Оставьте как есть.

Он кладет руки мне на плечи, и я жду, что он сейчас перевернет меня, но этого не происходит.

– Думаю, свою грудь вы можете осмотреть сами.

По-моему, мое сердце сейчас выпрыгнет. Если бы он проверил мой пульс, то подумал бы, что у меня гипертония.

Самое время напомнить себе, что выживание важнее скромности. Я потягиваюсь, опираюсь на стену капсулы, переворачиваюсь и смотрю ему прямо в глаза.

– Пожалуйста, заканчивайте.

Он с трудом сглатывает и отводит глаза. Вытянув руки, он нажимает пальцами на левую и правую ключицу.

– Один.

– Возможно, просто отдается боль в шее.

Только сейчас я понимаю, что задерживаю дыхание. Можно было бы дышать нормально, но тогда он сразу почувствует, как колотится мое сердце.

Его руки ни разу не касаются груди, а только скользят вокруг нее, заставляя меня стонать от боли.

– Четыре.

Нажим пальцами усиливается.

– Пять.

– Ушиб ребра. К сожалению, оно сломано, и тут мы ничего не сделаем.

Мышцы пресса, похоже, тоже отбиты.

Его руки останавливаются на самом верху подгузника – последнем, что на мне есть. Однако он не снимает его, а лишь мягко произносит:

– Вы в отличной форме, учитывая все, через что вам пришлось пройти.

– Думаете?

Наши взгляды словно соединяет невидимая нить.

– Уверен.

Даже не знаю, сколько времени мы смотрим друг на друга: возможно, всего лишь секунду или минуту, а может, час. Весь мир недвижим до тех пор, пока – неожиданно – капсула не врезается в нас. Я сверху, он снизу, и мы, вращаясь, несемся сквозь космос.

Эмму и меня бросает по всей капсуле, то и дело сталкивая друг с другом; все попытки поймать друг друга за руку тщетны. Все равно что находиться в работающей сушилке вместе с другим человеком. Голым. И еле знакомым. Но все же тем, о ком ты заботишься.

Наконец ухватившись за ручку на стене, я жду, пока Эмму бросит на меня. Как только это происходит, я хватаю ее свободной рукой, прижимаю к стене и держу там, закрыв своим телом. В спину то и дело попадают свободно летающие туда-сюда незакрепленные предметы.

Если в капсулу попал космический мусор и пробил обшивку – нам обоим крышка. По ощущениям, перегрузка сейчас около двух G, а это значит, что нет никакого шанса влезть в свои скафандры. Да что там – я даже не уверен, что смогу надеть собственный шлем.

Набрав скорость, находящийся в космосе объект уже не может ее сбросить, потому что вокруг нет ничего или почти ничего. Он просто продолжает лететь вперед, и все, что на него действует, это только сила гравитации.

Сценарий, при котором капсулы отбрасывает с орбиты Земли, постоянно обсуждался перед взлетом. Протокол предписывает нам сохранять радиомолчание и двигаться к точке сбора. Надеюсь, нам, как и остальным членам команды, удастся туда добраться. Сейчас главное – понять, где мы, и скорректировать курс.

– Нужно перебраться к другой стене, – шепчу я Эмме.

Ухом я ощущаю ее горячее дыхание.

– Ты поведешь.

Держа одной рукой ее за предплечье, я отпускаю ручку на стене – отталкиваясь по направлению к противоположной – и, ухватившись свободной рукой за что-то, подтягиваю Эмму к себе.

На экране я успеваю заметить нашу скорость и координаты местоположения. Они рассчитываются с помощью наружных камер, определяющих курс по звездам. Сейчас самое время воспользоваться маневровыми двигателями, а потому я быстро нажимаю кнопку на панели.

– Держитесь.

Сперва следует толчок с правой стороны капсулы, а затем сверху. До этого мы летели кувырком, а теперь более-менее ровно, но по-прежнему с огромной скоростью.

– Что это было?

– Мы пошли налево.

Я чувствую, как она прижимается ко мне, не переставая смеяться. А упершаяся ей в спину оторвавшаяся часть внутренней отделки капсулы лишь усиливает это давление.

– Расчетное время прибытия? – спрашивает Эмма, ловя пролетающий мимо рулон марли из аптечки.

– Пятнадцать минут.

– А местоположение других капсул?

– Неизвестно. Мы соблюдаем радиомолчание, а капсула не запрограммирована на какой бы то ни было вид анализа попадающих в поле зрения объектов – только определение местоположения по звездам.

Через несколько молчаливых минут я чувствую, как включаются передние маневровые двигатели. Значит, мы приближаемся к точке назначения.

– Откуда вы?

Я еле удерживаю себя, чтобы не ответить «Эджфилд». Лучше скажу ей попозже, что я осужденный уголовник, выпущенный из-под стражи на время работы астронавтом.

– Я вырос в Эшвилле, Северная Каролина. А ты?

– Нью-Йорк.

Она снова натягивает свой комбинезон. Ускорение внутри капсулы теперь ощущается гораздо меньше, и Эмма ориентируется тут гораздо лучше меня.

– Вы всегда хотели быть астронавтом?

– Точно не в подростковом возрасте. Тогда я просто хотела быть подальше от людей. Уединение и все такое…

– И вы предпочли быть запертой в ограниченном пространстве на несколько месяцев?

– Ну, вообще-то, МКС не была моей целью, – смеется она.

– А что тогда?

– Когда я была подростком, уже вовсю развивался космический туризм. Появились беспилотные туры на Марс, а зонды активно исследовали Пояс астероидов на предмет открытия шахтных разработок. А я – я всегда хотела быть частью первой человеческой колонии.

Занятно. Она гораздо интереснее, чем я мог подумать. Ничего из того, что она говорит, не было в досье.

Я хочу сказать что-то вдохновляющее в ответ, но все, что я могу выдавить из себя, это «Было бы круто».

– Выживать в новом мире, строить новое общество – это было моей мечтой.

– И какое бы общество построила Эмма Мэтьюс?

– Порядочное, вежливое и равноправное.

– Я бы хотел жить в такой колонии.

– Ну так я еще не отказалась от этой идеи.

– Просто немного сбились с курса.

Она широко улыбается.

– Этот космический каламбур получает оценку «три» по болевой шкале.