Холодный мир - А. Дж. Риддл

Экран переключается между точками старта, ракеты взлетают одна за другой, как залпы фейерверков на лучшем в истории салюте Четвертого Июля[8].

И никто не пострадал, никаких изменений траектории, никаких атак осколками спутников.

В этот момент я вспоминаю Эмму Мэтьюс. Она все еще там, на геосинхронной орбите над Северной Америкой. Если она не спит, то уверен, она все видит. Точнее, надеюсь, что видит, и это возрождает ее веру в спасение.

Потому что мы идем за ней.

Через отверстие в обшивке я вижу новые и новые запуски ракет. Их почти две дюжины, взмывающих в небо яркой вспышкой и затем распадающихся на части. Это самая невероятная вещь из всех, которые я когда-либо видела, и еще более захватывающая, чем первый взгляд на Землю из космоса.

Но только почему их так много? Они собираются заново построить космическую станцию?

Или они летят за мной?

Нет, так думать опасно. Я не хочу быть той, ради которой перестраиваются какие-то значительные планы. Нужно трезво смотреть на ситуацию: я одна в поврежденной капсуле. В чем бы ни заключалась начинающаяся сейчас операция, она явно больше, чем спасательная миссия. Нужно ведь что-то делать с данными, полученными с зонда, и искать спасение от Долгой Зимы. Надеюсь, что они найдут способ, и если для этого нужно бросить меня тут – что ж, так тому и быть.

Я продолжаю смотреть через маленький иллюминатор на белые дымные следы, поднимающиеся в небо, на отстыковку разгонных ступеней и на мирно плывущие в космосе капсулы.

Я жду и мысленно готовлю себя – просто на всякий случай, – что один из этих кораблей летит за мной.

Половина беспилотных запусков уже пройдена, когда они выводят команду из комнаты, и я понимаю, что мои последние минуты на Земле пролетят стремительно.

Ассистенты впихивают меня в скафандр и проверяют один, два, три раза все системы, перед тем как вывести наружу в утренний воздух и посадить в автобус. Нас везут через весь комплекс к стартовой площадке, возвышающейся вдали, как небоскреб в прерии, нарушая ровный пейзаж побережья Флориды.

Это настолько нереальное чувство, что я вообще с трудом осознаю происходящее и едва понимаю все, что мне говорят.

На стартовой площадке лифт поднимает нас на девяносто футов вверх, где мой взгляд неожиданно упирается в дверь, на которой красуется надпись «Последний туалет на Земле». Несмотря на то что внутри меня сейчас коктейль из нервов и адреналина, я не могу удержаться от смеха. Опустошив мочевой пузырь, я наконец чувствую утреннюю прохладу, и меня начинает бить дрожь.

Когда мы окажемся в космосе, корабль будет управляться новейшей разработкой НАСА – двигателем Х1, но сейчас нам все равно придется по старинке воспользоваться ракетой. Современный процесс запуска человека в космос мало отличается от того, что было на заре космической эры, с той лишь разницей, что сейчас он безопаснее. По крайней мере, так меня заверили.

Внутри капсулы ассистенты крепко пристегивают меня ремнями и еще раз проговаривают все, что сейчас будет происходить. Наверное, они думают, что таким образом смогут меня успокоить, однако это не работает.

Наконец, они крепят мой шлем и плотно закрывают люк в кабину. Теперь я остаюсь наедине с голосами в наушниках, смотрю на изображения с внешних камер и бегущие строки данных на мониторах передо мной.

Капсула выполнена в форме цилиндра футов восемь в длину и около десяти футов в диаметре. В ней я чувствую себя как жук в банке из-под содовой, но только доверху набитой электроникой и с белой обивкой на стенах.

На среднем экране я наблюдаю за стартом Дэна Хэмпстеда. По площадке растекаются клубы дыма, ракета вздрагивает, медленно отрываясь от площадки, а затем взмывает ввысь. Мои губы мигом пересыхают, и я не могу оторвать взгляд от экрана, ведь в голове тут же начинает работать то, что я лучше всего знаю: наука. На предполетном брифинге белый дым, вырывающийся из ракеты, не обсуждался, но я догадываюсь, что топливо здесь – это жидкие водород и кислород. Температура жидкого водорода – второй из самых холодных жидкостей на планете – минус 423 градуса по Фаренгейту[9], и он вот-вот вспыхнет. А белый вырывающийся дым – это вовсе не дым, а водяной пар, возникающий в результате взаимодействия водорода и кислорода. Не о чем беспокоиться – это же просто наука, а ее результаты, как известно, повторяемы и прогнозируемы. Наверняка подобные запуски производились множество раз. Что может пойти не так?

Ракета Дэна поднимается в воздух и исчезает в облаках, как иголка в подушке. Минутой позже на экране возникает изображение с внешних камер, демонстрирующее капсулу Хэмпстеда, свободно плывущую в космосе на фоне Земли. Центр управления полетами вызывает его, и он отвечает с техасским акцентом.

– Слышу вас хорошо, Годдард. Пока что в целости и сохранности. Ну и потрясающий же вид отсюда!

Раздаются радостные крики, и камеры переключаются на внутренние изображения уже выведенных на орбиту капсул, потому что все сейчас хотят увидеть, что там у них все в порядке. Вокруг планеты кружатся уже дюжины белых цилиндров на фоне черной бездны с парой маленьких звезд, мерцающих вдалеке.

Следующим взлетает Гарри Эндрюс, так что я начинаю нервничать еще больше. Пообщавшись с ним лишь несколько часов, я чувствую, что знаю его много лет.

Настоящее дежавю видеть, как ракета взлетает и исчезает из вида. А потом в наушнике раздается голос Гарри.

– Я в порядке. Чувствую себя как кусок пирога. Пока еще не надкушенный.

Я смеюсь и краем уха слышу, как центр управления полетом объявляет: «Платформа 39С, готовьтесь к старту».

Начинается обратный отсчет: тридцать минут… десять… одна.

– Доктор Синклер, подготовиться к отрыву.

Все мышцы как будто начинает покалывать, ладони потеют, и я ошарашенно кручу головой, осматривая капсулу.

– Доктор Синклер?

– Да, я тут. Я готов.

Я всегда был готов.

Ракета издает не то скрип, не то металлический рев, как робот, выходящий из режима гибернации.

Десять.

Девять.

Восемь.

Семь.

Голос, ведущий отсчет, откатывается куда-то далеко, так что «шесть» я вообще не слышу. Капсула дрожит, как многоквартирный дом во время землетрясения.

А затем следует взрыв, и ракета начинает движение, притом очень быстрое. Когда я смотрел на экраны и взлеты других ракет, все казалось таким медленным, но сейчас у меня такое ощущение, что я в парке развлечений, а мой вагончик американских горок сошел с рельс. Первые две секунды это восхищает, но мгновенно я понимаю, что с трудом могу дышать. Тяжесть, подобно слону, вдавливает меня в кресло. Я совсем не могу думать и лишь слегка – видеть.