Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Осенью Черчилль возглавил попытку объединить консервативные и либеральные силы в борьбе с лейбористским правительством, которое предложило национализировать сталелитейную промышленность. «Прошел сорок один год, – говорил он, выступая в политической программе на радио 16 августа, – с тех пор как я, молодой министр-либерал в правительстве мистера Асквита, выступая против такого же заблуждения социалистов, говорил: «Существующая организация общества приводится в действие одной главной пружиной – конкурентным отбором. Возможно, это очень несовершенная организация, но это единственное, что отделяет нас от варварства». Сегодня к этому следует добавить тоталитаризм, который на самом деле есть всего лишь государственно организованное варварство».

Черчилль в основном жил в Чартвелле и продолжал работать над двумя первыми томами мемуаров. Одновременно он настойчиво убеждал коллег по партии выступить против билля о независимости Бирмы. Сам он выступил 5 ноября. Комментируя недавнее заявление Эттли по поводу билля о независимости Индии, против которого консерваторы не возражали, он сказал о «впечатляющей сцене, когда тихий маленький человек с тихим слабым голосом сметает наше положение в Индии. Но Индия, по крайней мере, осталась в Содружестве. Цель же нового законопроекта – навсегда отрезать Бирму от империи, превратив ее в иностранное государство».

Черчилль был категорически против этого. Он опасался, что после ухода британцев в стране быстро воцарится анархия. Когда Артур Хендерсон, выступая от правительства, сказал о необходимости дать возможность Бирме пользоваться «теми же демократическими свободами, которыми мы пользуемся сами», он возразил, ссылаясь на гражданскую войну в Индии между индусами и мусульманами: «А как насчет полумиллиона погибших в Индии? Они хорошо воспользовались демократическими свободами!»

К концу дебатов мнения в палате разделились. 288 парламентариев высказались за независимость Бирмы, 114 – против. Черчилль был недоволен тем, что так мало парламентариев, едва ли половина палаты, потрудились явиться на «столь радостное, должно быть, для лейбористов событие».

30 ноября Черчиллю исполнилось семьдесят три года. Вечером был устроен званый ужин. «Уинстон в мрачном настроении, он убежден, что нашей стране суждено пережить самый тяжелый экономический кризис, – записал в дневнике Колвилл. – Говорит, что тревога, которую он испытывал во время битвы за Атлантику, «просто мелочь» в сравнении с этим и что мы сможем преодолеть его, только если проявим силу духа и единство при отсутствии зависти, злобы и ненависти, с чем сейчас явные проблемы. Никогда в жизни он не чувствовал такого отчаяния, и винит он в этом правительство, чье «ненасытное вожделение власти сопоставимо лишь с их неизлечимой импотенцией в ее использовании. Яркие фразы и эпиграммы проскальзывали по-прежнему, но мне не хватало неукротимой веры и убежденности, которые были характерны для премьер-министра в 1940–1941 гг.».

6 декабря, на церемонии по поводу присвоения ему звания почетного гражданина Манчестера, Черчилль открыто говорил о своих опасениях. Он предупреждал, что социализм, то есть контроль государственных чиновников над частным бизнесом, приведет к тому, что Британия не сможет обеспечивать жизнь людей. Как минимум четверти населения придется «исчезнуть тем или иным образом, когда упадет уровень жизни. Эмиграция, даже в невообразимых ранее масштабах, не успеет предотвратить этого печального упадка».

Через четыре дня после манчестерской речи Черчилль, стремясь к солнцу и с намерением активизировать работу над мемуарами, вылетел в Париж, а оттуда – в Марракеш, где и провел месяц. Впрочем, тревоги трудно было отложить в сторону. Клементине, у которой не нашлось сил на эту поездку, он написал 12 декабря: «Продолжаю переживать по поводу будущего. Действительно не понимаю, как наш несчастный остров будет существовать, когда вокруг так много проблем и так много недоброжелательности и разногласий. Тем не менее надеюсь выбросить все это из головы на несколько недель».

И работать, и рисовать удавалось хорошо. Почти ежедневно приходили пакеты с версткой и историческими заметками. Потом у Черчилля начался сильный кашель, и он попросил приехать лорда Морана. Тот так и сделал, захватив с собой Клементину. Оба с облегчением узнали, что воспаления легких нет. Черчилль, тоже этим обрадованный, быстро встал с постели и вернулся к столу и к мольберту.

4 января 1948 г. Бирма стала независимой республикой. В этот день к Черчиллю в Марракеш вылетел лорд Черуэлл. Он вез с собой восемь глав военных мемуаров, тщательно выверенных Эдвардом Маршем. Новые заметки и предложения прислал из Оксфорда философ Исайя Берлин. Не вся критика воспринималась Черчиллем одинаково хорошо. Когда Ривз написал, что, по его твердому убеждению, в повествовании цитируется слишком много документов и требуются существенные изменения, чтобы органично вплести их в текст, Черчилль впал в уныние. Сара решила его успокоить. «Ты лучший историк, лучший журналист, лучший поэт, – написала она. – Молчи, слушай очень немногих и при этом пиши от своего сердца о том, что знаешь, и пусть оценивают читатели. А они оценят, все будут слушать твою историю. Невыносимо видеть тебя бледным и не получающим удовольствия от работы».

Впрочем, некоторые советы Ривза принимались благосклонно. 14 января тот возразил против названия, которое Черчилль дал первому тому мемуаров – «Путь вниз». Он сказал, что это «звучит пессимистично», и прислал на выбор несколько вариантов. Черчилль решил, что книга будет называться «Надвигающаяся буря».

18 января Черчилль уехал из Марракеша, и через четыре дня уже выступал в палате общин в дебатах по международным делам. Он заявил, что единственный способ избежать конфликта с Россией – перейти к решающим переговорам с советским правительством и путем формального, секретного и серьезного дипломатического диалога прийти к длительному соглашению. Именно это слово – «соглашение» – он использовал в фултонской речи.

Но Советский Союз, похоже, не был настроен на компромисс. 21 февраля Чехословацкая коммунистическая партия при поддержке Москвы получила власть в Праге. Четверо чешских беженцев, включая генерала Ингра, бывшего во время войны министром обороны чехословацкого правительства в изгнании, приехали за советом к Черчиллю. После встречи Черчилль попросил Бевина и американского посла Льюиса Дугласа принять их. Кроме того, он сообщил своему бывшему военному секретарю Иэну Джейкобу, который недавно был назначен руководителем службы заграничного вещания компании BBC, что, по словам одного из чехов, «BBC сейчас слушают в Чехословакии даже больше, чем во время войны, но есть ощущение, что радиостанция не использует по максимуму свои огромные возможности».

Узурпация коммунистами власти в Чехословакии привела Черчилля в ярость. 17 апреля Дуглас после разговора с ним сообщил в Вашингтон: «Черчилль считает, что пришло время прямо сказать Советам, что, если они не уйдут из Берлина и вообще из Восточной Германии за польскую границу, мы сотрем в порошок их города».

19 апреля журнал Life начал частями публиковать первый том военных мемуаров Черчилля. У журнала была огромная читательская аудитория, которая сильно выросла, когда вышел из печати целиком первый том, и росла с появлением каждого из пяти последующих томов. Это было первое полностью документированное свидетельство о войне и единственное, написанное одним из участников Большой тройки. Продажи были гигантскими, как дома, так и за рубежом. Центральной темой первого тома была слабость демократии перед лицом тирании до 1939 г. и нарастание вражды в годы между мировыми войнами.